Чудо случилось, когда я перестала ждать, а, вернее, взяла небольшую передышку: выкладывала продукты на кассе. Мирон позвонил и пригласил меня в кино. В раздвижные стеклянные двери супермаркета я вышла с улыбкой на лице и без пакетов, и домой наверняка вернулась без них, если бы пожилой охранник меня не окликнул. У нас второе свидание.
— Уверена, что хочешь именно на этот фильм? — Мирон смотрит на меня с сомнением. — Не помню, чтобы ты любила триллеры.
Одна эта фраза стоит того, чтобы выбрать то, что я выбрала. Он помнит о моих предпочтениях, и ему не все равно. Как легко быть счастливой, когда обретаешь способность ценить жизнь в мелочах.
— Может быть, я преследую свой интерес. Если мне станет страшно, я смогу к тебе прижаться, и это будет выглядеть естественно.
Странно, что именно сейчас, когда между нами все настолько сложно, я испытываю потребность шутить. Кажется, это что-то вроде защитной реакции, способ адаптироваться к произошедшим изменениям. Так, как раньше не получается, и мой подсознание ищет другой путь растопить лед. Почти безрезультатно, потому что Мирон не улыбается. Раньше бы он наверняка смеялся.
Триллер оказывается не настолько мистическим и пугающим, насколько мне хотелось. Я была бы рада вцепиться в руку Мирона, но накал происходящего на экране этого сделать не позволяет, а фальшивить я не хочу.
В кинотеатре малолюдно, на нашем ряду и вовсе никого. В счастливом прошлом я бы давно перестала смотреть фильм и, воспользовавшись темнотой, делала Мирону минет. В суровом настоящем мы даже не можем друг к другу прикоснуться.
— Как тебе кино? — спрашиваю, когда мы выходим в ярко-освещенный вестибюль.
— На троечку. Нулевая интрига, сюжет высосан из пальца. А тебе?
— Твердая двойка. В следующий раз выбираешь ты.
Взгляд Мирона застывает на моем лице, и я осекаюсь. Нет никаких гарантий, что будет следующий раз.
— Тебе взять что-нибудь в баре? Хочу купить воду.
Я отвожу глаза, мотаю головой.
— Ничего не нужно. Я тебя здесь подожду.
Мирон идет к освещенной стойке со снэками и попкорном, занимает очередь за двумя парнями. Высокий, уверенный, красивый. Я просто не имею право его потерять.
— Извините, — незнакомый мужской голос, раздавшийся справа, заставляет меня вздрогнуть. — Не подскажете, где находятся кассы?
— Да, конечно, — отвечаю после секундной запинки. — Прямо, за вторым поворотом, налево.
Парень мне улыбается, пожалуй, слишком широко для простой благодарности, после чего уходит. Я вновь смотрю в сторону бара и ловлю на себе взгляд Мирона.
— Я не знаю этого парня… — выпаливаю, когда он возвращается с двумя стеклянными «Перье» в руках. — Он просто подошел спросить, где найти кассы.
Мирон откупоривает крышку, протягивает одну бутылку мне.
— А я разве что-нибудь тебе сказал?
— Нет. Но ты мог подумать.
Мирон ничего не отвечает, и до парковки мы идем в тишине. Возле машины он останавливается, однако, дверь открывать не спешит. Я застываю, потому что чувствую, что сейчас он начнет говорить.
— Я позвонил тебе в тот день и предложил увидеться, потому что принял для себя решение попробовать заново. Это был не мимолетный порыв, о котором я пожалел, вернувшись домой. Шарахаться туда-сюда как маятник — это, как минимум, безответственно по отношению к нам обоим. То, что мы сейчас находимся здесь — это мое взвешенное решение. Оно не гарантирует положительный результат, потому что мы оба пробуем. Я никогда не был одержимым собственником, готовым бросится на каждого, кто на тебя посмотрит. Это моя зона комфорта, которую я не планирую менять. Я много времени провожу на работе, и если мне придется то и дело представлять, что моей девушке в этот момент оказывают внимание другие парни — о комфорте и душевном спокойствии можно забыть. Мне это не нужно, потому что я привык доверять тем, кого подпускаю к себе близко. Сейчас я задаюсь вопросом: быть может, этого тебе не хватало — моей ревности? Может быть, ты принимала мое доверие за равнодушие?
Я хочу ответить ему «нет», но это бы означало покривить душой. В поиске новых ощущений, я и правда начала его сравнивать с тем, с кем не стоило, забыв о доверии.
— Я скажу больше. Меня бы здесь не было, если я не пытался принять тот факт, что это я сам, как ты выразилась, поселил Руслана тебе в голову. Если бы не это — я бы просто ушел. Я каждый день виню себя, чтобы мне было проще простить тебя. Говорю себе, что если до сих пор тебя люблю и не могу отпустить, значит, у нас еще есть шанс. Я не ревную тебя к первому встречному, Тати. Если я начну это делать, то у нас нет будущего. В чем смысл изводить себя и тебя, если конец так или иначе будет провальным? Но также я не могу не думать о твоих словах, сказанных в тот день. Что во всем виноват я, потому что пропадаю на работе, потому что мои друзья тебя не любят, а родители не принимают. Я не планирую работать меньше, и не в моих силах заставить окружающих тебя обожать. Родители у меня одни, и я их люблю даже несмотря на то, что они тебя не принимают. Ничего из этого не изменится. Поэтому я не могу не задаваться вопросом: не повторится ли это снова? Вдруг в один прекрасный день тебе станет одиноко, и ты решишь, что я уделяю тебе недостаточно много времени, а мое окружение тебя не ценит. Речь сейчас не идет об экспериментах с третьим — думаю, мы оба понимаем, что их больше не будет. Тебе достаточно было просто мне сказать, что тебя не устраивает и все бы прекратилось. Откуда мне знать сейчас, что ты снова не начнешь скрывать что-то, вместо того, чтобы поговорить?
Мирон переводит дыхание, трет ладонью лицо. Когда он начинает говорить снова, его голос звучит хрипло и приглушенно. Он выворачивает мне себя.
— Мне всегда было совершенно наплевать, кто и что думает о моем выборе. Так уж я устроен — беру от жизни то, что хочу. Неважно, кто твои родители, и сколько высших образований ты получишь, и что мой отец считает, что я бы мог найти себе пару получше. Мне нравилось в тебе все, и на это никто не мог повлиять. С тобой я испытывал жажду отдавать: подарки, тряпки, путешествия… И это, блядь, не потому что плюю на деньги. Мне хотелось отдавать все это именно тебе. Когда я люблю — я доверяю и не сомневаюсь. Только так. Это была одна из причин, почему я в тебя влюбился. Твоя нетронутая искренность и то, как ты без оглядки и честно дарила свои чувства, не за цапки и не за статус. У меня в жизни были сотни баб, но только к тебе мне захотелось возвращаться. Сейчас то, на чем держалась моя любовь, полетело к херам. Мой единственный шанс остаться с тобой — это каждый день мучить и обвинять себя. За то, что не предусмотрел, что все может так закончиться, за то, что доверял Русу, за то, что не приехал домой вовремя, за то, что переоценил твою преданность. Каждый день смотреть, как гангрена жрет твою руку, потому что отрезать жалко — это ни хрена не легко, Тати.
Меня трясет. От того, каким разбитым и измученным он выглядит, от отчаянного желания нас починить, от того, что время нельзя повернуть вспять, от вины, и от того, что в тот день я все это наговорила.
