– Не знаю, такое ощущение, как будто за нами наблюдают.
– Ага. Большой Брат следит за тобой, – рассмеялась подруга. – Очнись, Маш! Кому мы с тобой нужны?
– Действительно, – согласилась с Лелькой. – Бред какой-то. Показалось, наверное.
– О, наш! – увидев подъезжающий автобус, обрадовалась Ольга. – Давай быстрей, а то не влезем!
Мы с боем втиснулись внутрь, притулились у поручня и довольно выдохнули. Все. Домой…
В последний момент в закрывающиеся двери проскользнул высокий крупный парень. Он пробился вперед и замер рядом со мной. Темный капюшон, надвинутый на глаза, не позволял разглядеть его лицо, но от всей фигуры мужчины веяло чем-то неуловимо знакомым. У меня возникло ощущение, что я его уже где-то видела.
– Маш, идем, наша, – спустя какое-то время, ткнула меня локтем в бок подруга.
Задумавшись, я не заметила, как мы приехали.
– А, да, пошли.
Я протиснулась вслед за Лелькой к выходу и заметила, что парень идет за нами.
Та-ак, Машенька, а это уже похоже на паранойю.
– Марусь, тебе в магазин надо?
– Да, Оль.
– Тогда пошли быстрее, через час закроется.
Мы выскочили из автобуса и припустили к гипермаркету. Ветер усилился, почти сбивая с ног, и я плотнее запахнула плащ. Правда, теплее не стало. Разве может тонкая тряпочка защитить от волжской сырости?
У самых дверей я снова столкнулась с тем парнем из маршрутки. Привет, паранойя! Ты так никуда и не делась? И в этот момент из-под капюшона блеснули темные глаза. Свет фонарей придавал этому блеску явный красноватый оттенок, и мне неожиданно вспомнился рассказ Василия Ильича – лес, волки, оборотни… Вздрогнув, обернулась, но парень уже исчез. Наваждение какое-то.
Уже позже, дома, поужинав и забравшись с ногами на диван, я попыталась проанализировать, где могла видеть этого странного товарища раньше. В голову не приходило ни одной путной мысли. Может, Федька ко мне охрану приставил? А что? С него станется…
Или я его с кем-то из детей видела? Да нет, вроде.
Но ведь такая фигура знакомая!
Я озадаченно хмыкнула и уставилась в окно. Свет фонаря отбрасывал желтоватые блики на подоконник. Старая липа шелестела пожухлыми листьями, словно жалуясь на судьбу. Капли дождя уныло стучали по стеклу.
Федор… Странно, но воспоминания о жизни с ним словно потускнели и отодвинулись далеко-далеко. И обида ушла. И боль. Как будто все не в этой жизни было. Все же сделка с Русланом пошла мне на пользу. Хотя еще неизвестно, что лучше – боль от предательства Федора или неудовлетворенное желание, властно заявляющее о себе при одном только воспоминании об объятиях Руса.
Эх, влипла ты, Маруся. Избавилась от одного наваждения, а взамен приобрела другое.
Старая липа тихо шелестела листвой, а я все сидела в темноте и смотрела на пляшущие за окном тени.
***
Утро хмуро заглянуло в комнату.
Суббота. Почти выходной. Можно не торопиться. Занятия в Доме творчества начинаются в десять, еще вполне успею поваляться немного.
А спать хочется так, что, кажется, и не вставала бы. Вот, лежала бы в постели, уткнувшись в подушку, и не шевелилась.
Звонок в дверь заставил застонать. Ну кого там принесло? Нет меня. Не-ту!
Да кто ж это такой настойчивый? Иду я уже. Иду.
Я накинула халат, нащупала ногами тапочки, прошлась по волосам щеткой и выскочила в коридор.
Звонок все еще звенел, громкой трелью разливаясь по квартире.
Глянув в глазок, с трудом удержалась от крепкого словца. Федька. Опять его нелегкая принесла!
Рывком распахнула дверь, встала в проеме, не позволяя бывшему протиснуться внутрь.
– Маш, я по делу, – сразу начал он. – Позволишь войти?
Я с сомнением посмотрела на серьезного Федора и молча отступила в сторону. Смысл вредничать? Если он действительно по делу, то все равно войдет. Уж это-то я знаю наверняка.
– Маш, я был у мамы, – с ходу начал бывший. – Она сказала, что ты по-прежнему покупаешь продукты. Вот, – на кухонный стол легла толстая пачка денег. – Я не хочу, чтобы ты тратила свою копеечную зарплату на содержание моей матери.
– Это лишнее, Федь. Ты прекрасно знаешь, что я люблю Регину Петровну и никогда не воспринимала ее, как обузу. И мне не сложно помогать твоей маме.
– Помогать – да, но вот тратить деньги… Кому и что ты хочешь доказать, Маш? – Федька устало провел рукой по лбу. – Что я плохой сын? Что не забочусь о матери?
– Сам слышишь, что говоришь?
– А что еще я должен думать? Ты ушла от меня, но продолжаешь помогать свекрови. Тратить на нее деньги. Они у тебя что, лишние? Лучше бы себе чего-нибудь купила. Совсем похудела. И бледная…
– Федь, что тебе от меня нужно? Разошлись мы, ты мне больше никто, понимаешь? И тебя не должно волновать, как я выгляжу и на что живу.
– Да ладно? Правда, что ли? – деланно удивился Федька. – Знаешь, Маш, а вот ни фига! Ты как была моей женой, так ею и осталась! И плевать мне, что ты там думаешь! Я терпеливый. Дождусь, пока у тебя дурь из головы уйдет. Все равно вернешься рано или поздно, поняла? И деньги ты брать будешь, – жестко отрезал он. – Не хватало еще, чтобы моя жена в чем-то нуждалась.
Я смотрела на бывшего мужа и не узнавала его. Куда делся мой мягкий и спокойный Федька? Кто этот суровый и жесткий мужик, что стоит напротив и смотрит на меня недобрым взглядом? Что его изменило? Гулянки? Работа? Развод? Или он всегда таким был, да только я ничего не видела, ослепленная своей любовью?
– Федь, ты извини, но не нужно. Что бы ты ни думал, мы больше не муж и жена. И деньги свои забери, я не ради них Регине Петровне помогаю. Мне вполне хватает того, что я зарабатываю.
– Вкалывая без выходных? Ты себя в зеркало видела? Одна кожа да кости, смотреть тошно!
– Так и не смотри!
– Не могу, Маш, – резко шагнув вперед, Федор как-то судорожно обнял меня и затих, уткнувшись в мою макушку. – Не могу. Жить не могу, спать не могу, делать ничего не могу. Плохо мне без тебя, Машка. Всю душу ты мне вытянула. Возвращайся, а?
Он полез с поцелуями, но я умудрилась вывернуться и отскочила подальше.
Противно. Господи, противно-то как…
– Уходи, Федь, – с трудом поборов тошноту, прошептала я. – Уходи.
– Маш!
– Хватит, Федь! Уходи. И не приходи больше.
– Зря ты так, Машка. Я ведь по-хорошему пришел. А мог бы…
– Не надо, Федор. Не надо угрожать, этим ты ничего не добьешься.
Я выпрямилась и посмотрела на бывшего.
– Все равно вернешься! – после долгой паузы глухо произнес Федор. – Кому ты кроме меня нужна? Ни ребенка родить, ни денег заработать… А я терпеливый, Маш. Я подожду, пока ты в голодную гордость наиграешься и придешь. Домой. Ко мне.
