Я пробежала глазами результаты анализов. Так и есть. Гемоглобин девяносто три, тромбоциты – сто десять, лейкоциты – два и два.
– Ужасные, да? Я вам когда звонила, гемоглобин сто тринадцать был, а потом в пятницу пошла анализы сдавать – и вот. Сильно плохо, да? Не возьмете?
– Ирина Николаевна, вы же сами понимаете, что нет. С таким гемоглобином…
– Ну, может, как-то можно? Не хочется сбиваться с графика. Осталось-то всего три химии.
Брюлова посмотрела на меня умоляюще. Сегодня она уже третья, кого я отправляю домой. После новогодних праздников анализы у всех неважные. И это еще половина не приехали, загуляли.
– Карина Сергеевна, так что? Возьмете?
Оптимистка Брюлова. За полгода нашего общения я уже успела убедиться, что она может быть довольно настойчивой. С одной стороны, это хорошо, но вот с другой…
– Ирина Николаевна, давайте не будем вредить сами себе. Побудете дома дней пять, пропьете «Тотему», а там посмотрим. Вы же понимаете, что если мы сейчас химию сделаем, то ваш гемоглобин вообще упадет. А нам это надо? Нет. Организму нужно дать восстановиться.
– Неужели домой? – расстроенно спросила женщина, теребя подвеску на шее.
– Домой. Пьем гранатовый сок, едим печень, отдыхаем. И не переживаем.
– Ох, Карина Сергеевна, как же не переживать? Не успеваю я восстанавливаться. Вроде, делаю все, что вы прописали, а показатели все равно падают.
– Ничего. Поднимем.
– А преднизолон пить?
– Да, все как обычно, по схеме. И дицинон. Через пять дней сдадите анализы и решим, что делать дальше.
– Ладно. Спасибо, – Крылова поднялась и забрала бумаги. – До свиданья, Карина Сергеевна, – обернувшись от двери, улыбнулась она.
– До свиданья, Ирина Николаевна. Там еще кто-нибудь есть?
– Да, последний остался. Новенький мужчина.
– Скажите, пусть заходит.
Я проводила взглядом свою пациентку и задумалась. Ивана Георгиевича сегодня не будет. Тамара, как всегда, опоздает. Надо бы поторопиться. До профессорского обхода осталось всего полчаса, нужно проверить, что там в отделении. А еще Игорю не забыть позвонить. Пусть сегодня сам на дачу едет, все равно там только с отоплением разобраться, это он и без меня сделает.
– Здравствуйте, Карина Сергеевна.
Дверь открылась, и в кабинет вошел высокий плотный мужчина. Новенький. Глаза растерянные, руки нервно сжимают папку с историей болезни. Смотрит настороженно, не зная, чего ожидать.
– Здравствуйте, присаживайтесь.
Говорю мягко, негромко, стараясь успокоить и внушить чувство уверенности. По-другому нельзя. Сколько их проходит за неделю через мой кабинет? Десятки. И у каждого своя судьба, своя история болезни, свои особенности. И ко всем нужно найти подход. Тот час, что я провожу на приеме, задает тон каждому новому дню. Потом будут обход, назначения, беседы с родственниками, привычная круговерть и суета химиотерапевтического отделения, а сейчас, когда я сижу в своем триста пятом, это как маленький разбег перед долгим и насыщенным рабочим днем.
– Сергей Станиславович, вы у Ивана Георгиевича вчера были?
– Да, он сказал к вам зайти, а потом в приемный.
– Анализы когда сдавали?
– Три дня назад.
– Угу.
Я посмотрела на лежащие передо мной бумаги, перевернула лист, изучая показатели и… проснулась.
И долго потом лежала, глядя в стену напротив. Уже не первый раз мне снились подобные сны. Отделение противоопухолевой терапии, люди в белых халатах, просторные светлые палаты, оборудованные странными приспособлениями, веселые девчонки-медсестры. В этих снах меня звали Кариной Сергеевной, и я была настоящим врачом. Да, молодым. Но подающим надежды, как не раз повторял заведующий отделением Беликов.
Поморщившись, потерла ноющие виски. Как и всегда, сон оставил тоскливое послевкусие и головную боль.
Те обрывки, которые я видела, ничего не объясняли. Я жила совершенно в другой реальности. Я не знала, существовала ли она на самом деле или это были игры моего разума, но понимала, что лучше никогда и никому об этом не говорить.
Вспомнилась старая Берта, ее встревоженный взгляд, раскинутые на синей шали карты. «Не думай о своем прошлом, Кейт, – сказала тогда она. – И не пытайся его вспомнить. Живи новой жизнью, прими свой путь и иди по нему. Судьба сама приведет тебя туда, куда нужно, главное, держись пока подальше от магов». Не то чтобы я ей поверила, но бывшую жрицу брегольцы считали провидицей, да и гадания ее всегда сбывались.
Я попыталась узнать, что такого она увидела в моем прошлом, но старуха только зыркнула на меня своими страшными глазами и сказала: «Все, что нужно узнать, ты узнаешь. Но не раньше, чем через два года».
С тех пор прошло уже полтора.
* * *
– Тера Кэтрин, вас хочет видеть Ее сиятельство.
Тера Дюваль остановилась возле стола, за которым я обедала, и уставилась на меня с ожиданием.
– Хорошо. Я подойду через пять минут.
Я не собиралась бросать недоеденный обед. В кои-то веки выпала возможность спокойно поесть, и мне не хотелось от нее отказываться. Горн чувствовал себя относительно неплохо. Перевязку я уже сделала, так что у меня неожиданно образовалось свободное время. Я еще планировала выйти в город, наведаться в обувную лавку.
– Но Ее сиятельство ждет, – с недоумением посмотрела на меня экономка.
– Я пообедаю и приду.
– Боюсь, я буду вынуждена доложить миледи о вашем поведении, – поджала губы тера Дюваль.
– Это ваше право, – спокойно согласилась я, продолжая есть рульку. До стряпни Папаши Дюка местной кухарке было далеко, но свинина получилась неплохой.
– Тера Кэтрин, хочу напомнить вам, что леди Горн не привыкла ждать, – не унималась Эмма.
– Миледи в гостиной? – уточнила я. Аппетит окончательно пропал. Чтоб эту дамочку!
– Да. И будет лучше, если вы поторопитесь, – недовольно ответила экономка. Она застыла рядом, продолжая буравить меня пристальным взглядом.
Нет, это решительно невозможно. Вздохнув, промокнула губы салфеткой и отставила тарелку. Какой уж тут обед, когда над душой стоят…
– Что ж, идем.
Я поднялась из-за стола и направилась к выходу с кухни. Тера Дюваль последовала за мной.
– Как самочувствие милорда?
Не успели мы оказаться в коридоре, как экономка тут же пристала ко мне с расспросами.
– Увы. Не очень хорошо.
Мне не хотелось раскрывать истинное положение дел. К тому же и сам Горн не торопился оповещать окружающих о том, что ему стало лучше.
– Как думаете, сколько ему осталось?
