Постепенно коридор стал уже, а потом и вовсе закончился. В первый миг я решила, что мы вышли на поверхность — зеленая трава, голубое небо, алые, золотые, синие цветы. И лишь приглядевшись, поняла, что все сделано из камня. Трава — из изумрудов, маки — из гранатов, а вылезшие вопреки всякой погоде одуванчики — из цитринов. А посреди всего этого великолепия возвышалась небольшая, мне по пояс, дорическая колонна, верх которой был прикрыт небольшим хрустальным колпаком.
— Ой, а что там? — Не знаю, то ли заклятие странных подросших гномов иссякло, то ли еще что, но к колонне я подбежала совершенно беспрепятственно. Прежде чем хозяева успели хоть слово сказать, сдернула мутный колпак и ахнула:
— Это же мои ключи!
ГЛАВА 18
НЕ ПЕЙ — КОЗЛЕНОЧКОМ СТАНЕШЬ!
Пьянка продолжалась уже около часа. Я честно отказывалась, говорила, что мне идти дальше надо, но за стол меня все-таки усадили. Хотя причин столь резко возникшей любви ко мне я так и не уловила. Да, ключи мои. Да, потеряла, после того как сдуру прочитала одному огромному водоплавающему пару строк из классики. Да, отплывающие корабли видела. Да, паруса были алыми. Как в незабвенной книге. Правда, на Ассоль я, кажется, все-таки не тяну.
Господа сиды, они же ши, столь любезно пригласившие меня в холм (вспомнишь — аж зло берет!), как-то резко поменяли свою точку зрения и накрыли такую поляну, что я невольно задумалась, а не выйдет ли мне их гостеприимство боком. Нет, конечно, они сказали, что безумно благодарны за все, что я для них сделала: оказалось, это именно сидовские кораблики выпустила на свободу чудо-юдо рыба-кит. Правда, для меня так и осталось тайной, каким образом весь экипаж этих самых шхун да бригов остался жив. Но то, как они меня приняли вначале, наводит на определенные размышления.
Сегодня они рады меня видеть, а завтра, когда я что-нибудь не то ляпну, притопят в том же священном вересковом эле. Чтоб не дергалась и вопросов глупых не задавала.
В любом случае, я сидела как на иголках. Вежливо улыбалась в ответ на заздравные тосты, обеими руками удерживая тяжелый золотой бокал, украшенный ковкой.
Я надеюсь, у нее хватит ума ничего не есть. Останется еще потом у этих сидов. Где я потом Хозяйку заместо Анхелики найду?
Пробовать на вкус предложенные блюда мне совершенно не улыбалось — еще свежа была память обеда в этом, как его… Ваар… Ну короче, городе, где Ллевеллина траванули. Кто этих ши знает, вдруг они такие же? Улыбаться улыбаются, а сами левой рукой цианидик в чай подсыпают. В общем, как бы то ни было, тикать мне отсюда надо — и побыстрее.
Ласково улыбаясь сидящему по правую руку от меня сиду (красивый — просто слов нет! Прости, дядя, но мое сердце принадлежит другому. Романтика, блин), я воровато огляделась по сторонам. Поляну накрыли в относительно небольшой зале — по крайней мере, с той, где хранилась моя связка ключей, не сравнится. Стол буквально ломится от кушаний. Блеск драгоценных камней столь силен, что больно глазам.
Я на миг прищурилась, Как назло, выхода из этой милой комнатки я не видела совершенно. Создавалось такое впечатление, будто дверной проем попросту замуровали, едва мы вошли внутрь залы. М-да. Получается как в том анекдоте: колхоз — дело добровольное, не хочешь — расстреляем. Другими словами, угощайтесь, гости дорогие, не сожрете все, что дали, — придушим.
Но вот не хочется мне что-то есть. Не хочется. Я даже во время тостов только губы смачивала, вкуса напитка не почувствовала.
Мне бы отсюда как-нибудь слинять! И побыстрее.
Интересно, а если я культурно скажу, что надо дальше идти, меня отпустят?
Свою просьбу я попыталась сформулировать как можно вежливей, а то еще не понравится — распылят на атомы, за то что не оценила всей прелести обитания в холме. Или с ума сведут, слышала я про этих ши всякое разное. А мне в сиде оставаться никак нельзя. Меня Ллевеллинчик заждался, бедненький. Небось не ест, не пьет, похудел, отощал. Этаж кикимора ему даже бутербродик с колбаской не предложит! Только и знает, что орать!
Неправда, она еще посуду бить горазда!
Меня выслушали с таким спокойствием на лицах, что я аж забеспокоилась. Ласково покивали в ответ на мое неистовое «вы ж понимаете, да? Мне очень-очень надо! Не могу я здесь оставаться! Меня ждут и вообще». Что именно «вообще», сформулировать я так и не смогла. Хотя искренне пыталась.
Сиды вежливо покивали и… стол, стулья и прочие предметы меблировки попросту растворились в воздухе. От падения меня спасло лишь то, что речь с просьбой «люди и не люди, добрые и не очень, отпустите меня до дому, до хаты» я толкала, встав из-за стола.
Та-а-ак. И что дальше? Отпустят с миром на все четыре стороны, как в советском фильме про Аладдина?
Мертвая тишина, царившая в зале, буквально давила на уши. Ши, которые вроде бы были должны хоть как-то реагировать на мою просьбу, лишь переглядывались и молчали. Нет, я, конечно, понимаю, что у них, может, какая-нибудь телепатическая связь между собой, но мне-то неуютно! И вообще, голова моя кружится. А перед глазами все плывет… И почему так темно… Что-то я не поня…
ГЛАВА 19
КЕНТЕРВИЛЬСКОЕ, БЛИН, ПРИВИДЕНИЕ
Сознание вернулось внезапно. Только что не было ничего, и вдруг… Создавалось впечатление, что кто-то просто повернул выключатель. Мир возник из небытия настолько неожиданно — в первый миг я даже не поняла, что происходит. Просто вдруг обнаружила, что лежу на спине, бездумно уставившись в потемневший от времени потолок.
Послышались шаги. Я попыталась повернуть голову и с ужасом поняла, что не могу этого сделать. Как в кошмарном сне, я раз за разом пыталась сделать хоть что-то и понимала, что тело не подчиняется мне. Боже… Не хочу, не хочу! Мне к Ллевеллину надо! Не могу я здесь лежать! Мне идти надо! Я просто не имею права лежать здесь, разбитая параличом! Ллевеллин, слышишь, я к тебе хочу!
Уж не знаю, то ли силы небесные надо мной сжалились, не выдержав моего вопля, то ли еще что, но, кажется, я пальцами чуточку подергала. И еще чуть-чуть, и еще… Так, а теперь медленно, осторожно поворачиваем голову. Я сказала, осторожно поворачиваем голову! Я что, непонятно говорю? Понятно? Значит, поворачиваем голову… Правильно, Геллочка, правильно, поворачиваем. На звук шагов, значит.
Ура, получилось! Так, что мы тут видим? Комната, обитая деревом. Лакированный паркет, в котором, если приглядеться, я смогу легко рассмотреть собственное отражение. Ножки каких-то столов, стульев. «Каких-то» — потому что повернуть голову и посмотреть, что ж это за предметы меблировки, я все-таки не могу. Так, а кто тут ко мне приближался?
Честное слово, после всего произошедшего я б не особо удивилась, если бы оказалось, что источником звуков была какая-нибудь копытная стрекоза — после увиденного в институте меня уже ничем не удивишь. Как ни странно, увидела я самые обычные человеческие ноги. В черных сапогах. Ну вот, чудненько. Сейчас обладатель этих самых ног ко мне подойдет, поможет встать. Эй, мужчина (или женщина в казаках), вы куда пошли?! Какого черта вы меня обходите? Руку протяните, сделайте хоть что-нибудь! Ура, понял, как надо действовать, ко мне приближается… Эй, мужик, ты что, с дуба рухнул — ты куда идешь? Ты ж на меня сейчас наступишь!
