— Ты сознание, кажется, начала терять! — начал оправдываться он. — Я хотел тебя по щекам похлопать — и не получилось.
Чудненько. Ощутила все прелести пребывания в привиденческой форме. Местное подобие святой воды на меня действует крайне негативно (скажете, на меня брызгали чем-то другим?): периодически меня никто не видит да вдобавок руки-ноги сквозь меня проходят. Классика жанра, что называется.
Я с трудом встала, прислушалась и убедилась, что новых воплей не раздается, — это уже не может не радовать. А то моя хрупкая и легко ранимая нервная система такого не переживет. Я осторожно поинтересовалась:
— Ну пошли дальше?
— А ты… вы… ты… больше не будешь?
— Надеюсь, — буркнула я, с трудом представляя, что же буду делать, если вдруг эти вопли опять повторятся.
А еще я надеюсь, что на «акт веры» в исполнении местной инквизиции я не попаду. Ни в качестве зрителя, ни в качестве главного действующего лица. Рановато мне еще на костер. Я пока что Ллевеллину не рассказала всего, что я о нем думаю.
И побыстрее, девушка, побыстрее! Ох, Локки, я уже устал, честное слово. Если ты не придешь в течение ближайших пяти минут, можешь больше у меня не появляться! И коньяка я тебе из моих запасов не налью, даже не надейся! Будешь своей бормотухой под гордым называнием эль накачиваться!
Первым существом, на котором мы проверяли мою видимость-невидимость, оказалась тоненькая голубоглазая молоденькая служанка в скромном черненьком платьице с передником. Обнаружили мы ее уже в следующей за прихожей комнате. Поднявшись на цыпочки и вытянувшись в струнку, девица обмахивала небольшой метелкой статуэтки, стоявшие на каминной полке. Увидев уж не скажу кого — нас обоих или одного Бернардо, — она на несколько секунд присела то ли в книксене, то ли в реверансе (я так глубоко в изучение этикета не закапывалась) и вернулась к прерванному занятию.
Пока я озадаченно размышляла, как же выяснить, кто меня видит, а кто нет, Бернардо решил действовать. Он уже шагнул вперед, когда я обеими руками вцепилась ему в плечо, прошипев:
— Ты куда?
Парень на мгновение оглянулся на меня. И, честное слово, за тот наивный взгляд, которым меня одарили, мне просто захотелось его придушить. Но, слава богу, Бернардо хоть додумался, что отвечать надо шепотом:
— Спросить.
— О чем?!
Новый наивно-ошарашенный взгляд:
— Видит ли она тебя.
Святая простота! А если не видит? В психушку местную только так заберут! И мявкнуть не успеешь!
Вот только объяснить это доступным языком, не срываясь на выражения из великого и могучего русского мата (да, я не ругаюсь! И вообще ругаться толком не умею. Вон сколько раз обещала Ллевеллину, обещала, да так и не сподобилась. Но, извините, когда тебя так из себя выводят — поневоле научишься!), я не успела — девица замерла, неловко оглянулась:
— Вы что-то сказали, синьор?
— Да! — радостно закивал Бернардо. Господи, за что ты послал мне этого идиота?! — Майте, скажи…
Боги, если вы существуете, сделайте так, чтоб я стала чуть менее проницаемой! Проявлять меня для всех и вся не надо.
Мой локоть врезался в бок Бернардо, и — о чудо! — юноша подавился невысказанным вопросом, замер, хватая ртом воздух.
Служанка испуганно рванулась к нему:
— Синьор Бернардо, что произошло?! Что случилось?!
У нее что, глаза на затылке есть?
Мой новый знакомый явно собирался рассказать все как на духу — представляю версию «тут находится злобно-дико-кошмарно-вредный призрак, который причиняет мне невыносимые страдания», — но разглядел мой кулак, поднесенный чуть ли не к самому его носу, и выдавил:
— Ничего, все в порядке.
Девица на мою руку не обратила никакого внимания.
Выводы, что называется, очевидны. Но, по крайней мере, с расспросами на тему «А вы уверены, а вы не ошибаетесь, а вам точно очень-очень хорошо?» приставать не стала.
Лишь вздохнула:
— Хвала богам… — и поспешно выскочила из комнаты, просто-напросто пройдя сквозь меня.
Бернардо обиженно хлюпнул носом и сдавленно поинтересовался:
— Обязательно было так сильно бить?
— Угум, — задумчиво протянула я, размышляя, к каким же выводам можно прийти на основе существующей информации.
Девушка меня не заметила. Здесь могут быть два равновозможных вывода. Первый: меня видит лишь Бернардо. Второй: девушка слепа как курица и не видит дальше собственного носа. Какая бы из версий ни была верна, хорошо это или плохо, будем определять позже.
Так, дальше. Что-то еще было неправильным, нелогичным в происходящем. Я раз за разом прокручивала в голове все увиденное и услышанное. Стоп. Она сказала: «Хвала богам». Не богу, а именно богам. Выводы? Опять-таки существуют две основные версии. Здесь многобожие. Либо девочка, к своей слепоте, еще и картавит. Бедное дитя…
Браво, Шерлок. Доктор Ватсон отобрал трубку и нервно курит в сторонке.
И если со своими предпочтениями относительно первой логической цепочки я не разобралась, то вторая мне попросту безразлична. Какая мне разница, поклоняются здесь Аллаху, Кришне или какому-нибудь Вицлипуцли? Хотя нет, Вицлипуцли нам не нужен. Он, кажется, кровавые жертвоприношения любит, а я пока не определилась с собственной жизнеспособностью.
В любом случае, видима я была лишь для Бернардо. По крайней мере, остальные встречные, так же как и Майте, не обращали на меня никакого внимания. Я могла бы перед ними хоть канкан сплясать (если бы захотела, конечно) — на меня бы никто косо не глянул. А раз невидимка я полная… Я так понимаю, можно выяснять подробности относительно местной инквизиции и смело идти изучать дневнички Бернардиного дедушки. Никто мне ничего плохого не сделает. Главное, чересчур громко не стонать. Звякать цепями, как полагается каждому порядочному привидению, тоже не будем. Во-первых, это моветон. А во-вторых, у меня их попросту нет.
ГЛАВА 23
ДОМ, МИЛЫЙ ДОМ
Я ангел во плоти. Особенно теперь, когда этой самой плоти у меня нет и, похоже, не предвидится. А потому мне совершенно непонятно, почему на столь невинный вопрос:
— Почему инквизиция не казнила тебя после того, как ты отдал дневники? — Бернардо выпучился на меня так, словно я сказала ему что-то из ряда вон выходящее, что совершенно не укладывается в образ милой, доброй и просто приличной девушки.
Нет, ну в самом деле, так же нечестно! Что я ему сделала?
Парень сглотнул комок, застрявший в горле, и осторожно выдавил:
— А почему они должны были это сделать?
— А разве нет? — растерянно спросила я, чувствуя, что ляпнула что-то не то.
