«Майк рекомендовал Старцева как толкового человека, разбирающегося в музыке, — рассказывал мне спустя много лет Саша Храбунов. — Благодаря ему я расширил музыкальный горизонт и свои познания по The Rolling Stones. Также у Старцева хранилась масса различных проектов Эрика Клэптона, и, в частности, несколько альбомов The Cream. Поэтому неслучайно в кругу друзей у него был литературный псевдоним „Саша Скримами“. Он давал нам почитать машинописные выпуски „Рокси“, спрашивая наше мнение. Со временем у него в квартире образовалось что-то типа салона, и когда появился видеомагнитофон, мы часто ходили к нему смотреть разные фильмы».
Также Майк любил обсуждать поэзию, переводную прозу и экспериментировать с Сашей Донских, который периодически жил в комнате на Боровой. Можно предположить, что в тот период лидер «Зоопарка» чувствовал себя тесновато в рамках инструментального треугольника «гитара — барабаны — бас» и решил ввести в состав клавиши. Звук стал плотнее, и Майк захотел поразить друзей настоящей «стеной звука», как на альбомах Фила Спектора. И ему это удалось.
Александр Донских исполняет «Хиросиму», май 1983
Фото из архива Бориса Мазина
Синтезаторы в то время достать было практически невозможно, поэтому Донских упоённо нарезал рок-н-роллы на обыкновенном фортепиано. В итоге после нескольких подобных репетиций «Зоопарк» в расширенном составе выступил на I ленинградском рок-фестивале.
Надо отметить, что для актива и музыкантов рок-клуба это мероприятие стало временем расстановки точек над i. К весне 1983 года «прекрасные ветераны» в лице «Россиян», «Аргонавтов» и «Зеркала» начали постепенно отходить на второй план. Погоду в здании на Рубинштейна, 13 теперь делали новые герои — «Странные игры» и молодая команда «Мануфактура», занявшая в итоге первое место. На глазах у изумленной публики квинтет двадцатилетних музыкантов за тридцать минут перевернул с ног на голову все «табели о рангах». Майк с интересом наблюдал из-за кулис, как смазливый вокалист Виктор Салтыков исполнял поп-шлягер про Невский проспект, а на «Миллионном доме» неожиданно стал подниматься по прислоненной к стене деревянной лестнице. В зале погас свет, а когда включился прожектор, будущий муж Ирины Салтыковой пропел нежнейшим фальцетом с пятиметровой высоты: «И странно пустует в суровом молчании / Мой дом из бетона и отчаяния / И я заполнен этой пустотой».
Некоторые журналисты впоследствии утверждали, что триумфальное выступление «Мануфактуры» слегка надломило Майка, вследствие чего «Зоопарк» выступил не в полную силу. И даже отчаянно наяривавший на пианино Александр Донских не смог исправить положение, хотя на «Странных днях», «Белая ночь / Белое тепло» и «Мажорном рок-н-ролле» музыканты играли драйвово и звук был предельно плотным.
По правилам фестиваля каждой группе нужно было исполнить одну антивоенную песню. Говорят, что первоначально Науменко собирался спеть «Блюз Вооруженных Сил стран Варшавского договора», написанный много лет назад, но ему было лень ее репетировать. В итоге на суд зрителей была представлена новая композиция «Хиросима», спетая Сашей Донских.
В тот вечер Майку явно не хватило гибкости Гребенщикова, который объявил свой рок-боевик «Пепел» из альбома «Табу» «антимилитаристским произведением» и никаких «Хиросим» для строгого жюри не писал. Любопытно, что впоследствии Науменко всячески открещивался от этой композиции и утверждал в интервью, что у него существует единственная песня, которой он стесняется. И, мол, написана она не от хорошей жизни. Хотя надо заметить, что в обрамлении цитаты из «Болеро» Равеля Александр Донских исполнил ее на фестивале вполне достойно.
Фото: Владимир Иванов
Спустя неделю «Зоопарк» все-таки пригласили выступить на концерте лауреатов, где Майк был награжден специальном призом. Это был важный и показательный момент. К сожалению, в процессе работы над книгой мне не посчастливилось встретиться с Галиной Флорентьевной, но несложно представить ее радость от первой рок-н-ролльной награды сына.
Много лет назад мне удалось пообщаться с мамой Сергея Курёхина, который на этом фестивале получил награду «за лучшие аранжировки» (в составе «Аквариума»). Я помню, как Зинаида Леонтьевна Курёхина с гордостью сняла со стены и показала мне окаймленный деревянной рамочкой диплом 1983 года. Невооруженным глазом было видно, как много значил для нее этот документ.
Сохранилась фотография, где на сцене Дворца Молодежи девушка-организатор вручает слегка растерянному Майку диплом «за лучшие тексты». Не Борису Гребенщикову, не Виктору Цою, а — Михаилу Науменко. Это было очень нужное официальное признание, которого у сторожа склада деревообрабатывающих материалов в тот момент не было…
Что же касается андеграундной прессы, то после выхода «Уездного города N» подпольные рок-издания стали относиться к творчеству Майка с особым пиететом. Группу хвалили и в ленинградском «Рокси», и в московских фанзинах «Ухо» и «Попс».
Один из последних концертов «золотого состава» «Зоопарка»: Куликов — Данилов — Храбунов — Майк (за кадром)
Фото из архива Игоря «Иши» Петровского
«В 1983 году „Зоопарк“ записал свой лучший пленочный альбом, который стал классикой всего русского рока, — заявлял позднее Коля Васин. — Это „Уездный город N“ — жесткий рок-н-ролл, сделанный с чувством, черным юмором и, главное, с хорошей музыкой. Тогда Майк действительно был в ударе. Он не был серьезным, как „Аквариум“, и в этом здорово выигрывал».
К сожалению, внутри ансамбля в то время не все было стабильно. К примеру, барабанщик Андрей Данилов заканчивал учебу и собирался вернуться в родной Петрозаводск, чтобы в дальнейшем работать по специальности. Он выбрал стабильность и семью, а его выступление на I ленинградском рок-фестивале стало последним в составе «Зоопарка». По инерции Данилов продолжал общаться с Майком, но в Петрозаводске у Андрея уже наступила другая жизнь.
Куда хуже обстояли дела с Ильей Куликовым. Как уже упоминалось выше, басист «Зоопарка» несколько лет плотно «сидел» на траве. На записи «Уездного города N» Илья настолько увлекся психоделической медитацией, что партии бас-гитары в ряде композиций пришлось играть Храбунову. Данное обстоятельство никак не афишировалось, и долгое время Михаил Науменко мужественно терпел этот беспредел.
«У Ильи есть кое-какие черты, которые мне иногда не по душе, — признавался Майк. — Но, что делать, у кого их нет?»
Беда нагрянула внезапно — в лице куликовского дедушки Григория Георгиевича. Заслуженный вояка, просидевший четыре года в финском плену и около пятнадцати лет — в сталинских лагерях, преподавал историю в техникуме и, несмотря на годы отсидки, был, по словам родственников, «убежденным сталинофилом». Возмущенный паразитическим образом жизни внука, он обратился в отделение милиции с просьбой о воспитательной беседе. Наивно полагая, что Куликов-младший тут же встанет на правильный путь и перестанет огорчать бывшего «узника совести» недостойным поведением.
