Так случилось, что незадолго до мемориала Башлачёва группу покинул ее наиболее артистичный музыкант — Андрей «Мурзик» Муратов. Причин было несколько, но главная из них состояла в том, что клавишник «Зоопарка» параллельно выступал в составе «ДДТ». На Майка такое «раздвоение личности» влияло крайне негативно. В итоге квинтет превратился в квартет, и, как казалось, немного от этого потерял. Все в группе дружно забыли, сколько раз Мурзик спасал концерты, дублируя на клавишах басовые партии, когда нетрезвый Куликов не мог попасть штекером в усилитель.
Надо признаться, что времени на размышления было немного. К середине 1988 года «Зоопарк» стал считаться «самой гастролирующей группой» ленинградского рок-клуба. Песни Майка, известные в регионах еще с начала восьмидесятых, и сумасшедший тираж пластинки «Белая полоса» сделали Майка максимально востребованным исполнителем. «Сидевший» на домашнем телефоне Сева Грач едва успевал отмечать в блокноте даты новых концертов.
Особенно интенсивным выдалось лето 1988 года. Конец мая — фестиваль в Минске, в июне — несколько концертов в Воронеже, затем — выступление в Колпашево на 50-летии города, ознаменовавшее собой начало сибирско-дальневосточного тура.
По мнению музыкантов, одно из самых удачных выступлений случилось во Владивостоке, куда группа полетела вместе с Ишей Петровским. На страницах прекрасного дамского фанзина «Штучка» был опубликован искрометный репортаж из «Матросского клуба», где, судя по статье, царил «сплошной драйв и угар».
«Живой „Зоопарк“ — что ожидали, то и увидели, — комментировала журналистка Лина Курятникова дальневосточный дебют Майка. — Песня „Дрянь“ лично на меня со сцены произвела такое впечатление, которое никогда не производила в записи… Публика пришла исключительно врубающаяся, и вела себя, как положено, вызывая недовольство комсомольских работников. Все время ломалась аппаратура, а народ постоянно скандировал: „Уездный город N!“»
Гримерка «Зоопарка» во Владивостоке: Иша и Куликов
Фото: Лина Курятникова (журнал «Штучка»)
Затем у «Зоопарка» был концерт в Хабаровске, но этот город оказался интересен совсем другими событиями. Во-первых, ребята из редакции журнала Underground взяли развернутое интервью у Майка, которое впоследствии очень пригодилось мне в работе над книгой. Во-вторых, во время саундчека к музыкантам подошел неприметного вида сержант Советской армии. То был Леонид Бурлаков — молодой поэт и, в недалеком будущем, продюсер группы «Мумий Тролль». К 1988 году Леня уже написал будущий хит «Новая луна апреля», и теперь проходил воинскую службу в Хабаровске.
Автограф Майка сержанту Бурлакову, 1988
«Я по-наглому попросил Майка о личной встрече, — вспоминал Бурлаков. — На следующий день по его приглашению приехал в гостиницу к десяти утра. Последовавшие два часа я запомнил на всю свою жизнь. Примерно так я себе и представлял типичного питерского интеллигента, терпеливого и прекрасно меня понимающего. Помню каждое слово, каждый его ответ. Например, мой первый вопрос был: „А как Борис Гребенщиков пишет свои песни?“ Любопытно, что в самом конце беседы Майк набросал мне список музыки, обязательной к прослушиванию. Там были практически все альбомы Velvet Underground, концертные диски Леонарда Коэна и Марка Болана, а также одна из пластинок Патти Смит.…»
После Сибири и Дальнего Востока у группы состоялись концерты в Киеве. «Аншлага не было», — сквозь зубы цедит продюсер Роман Альтер, который не очень любит вспоминать об этих выступлениях в политехническом институте. И в чем-то понять его можно.
Яркостью шоу «Зоопарк» никогда не отличался, а уход неутомимого Мурзика ослабил не только плотность звука, но и визуальную составляющую шоу. К тому же за несколько месяцев резко снизился внутренний темп концертов — у Майка появилась дурацкая привычка настраивать в разгар выступления свою гитару. Он мастерски создавал иллюзию, что знает о музыке значительно больше, чем зрители могли услышать из самопальных динамиков местных Домов культуры. И если в провинции такие трюки периодически прокатывали, то в Ленинграде натренированная публика кричала Майку из зала: «Кончай лабуду! Все равно на гитаре играть не умеешь!»
Но это было еще полбеды. Как чуткий художник, Науменко понимал, что уже несколько лет у группы нет нового альбома, и осознание этого факта вызывало у Майка бесконечную грусть. Одна из причин была технической — записываться «Зоопарку» было положительно негде. Студии Тропилло и Панкера перестали функционировать, а сотрудничество с государственными структурами, такими, как «Мелодия» или Дом Радио, выглядело печальным.
В клубе филофонистов Владивостока
Фото: Лина Курятникова (журнал «Штучка»)
«Приходит в студию группа „Зоопарк“, старые, грязные, рок-н-ролльные мужики, — жаловался Майк в одном из интервью. — Нам дают девушку. Лет пятидесяти. Может быть, ей даже сорок пять — мы не спрашивали. Короче, она, возможно, хорошо запишет симфонический оркестр. Но, как записать барабаны, она не знает. Нам приходилось самим крутить ручки, которые она должна была крутить в студии, которую мы видели впервые».
Кроме типичной советской бесхозяйственности, налицо были явные энергетические нестыковки между патриархальными законами «Мелодии» и «стилем жизни» группы «Зоопарк».
«На „Мелодии“ мы больше записываться не будем, — заявил после очередной звукозаписывающей сессии Сева Грач. — Обстановка там нерабочая: ни покурить, ни матом ругнуться».
В этот период Науменко, безусловно, чувствовал, что «Зоопарк» уверенно топчется на месте — без нового звука и свежих аранжировок. Порой музыканты предлагали своему лидеру какие-то робкие идеи, но Майк от них всегда отмахивался. То ли идеи не нравились, то ли настроение отсутствовало, то ли репетировать было лень. Непонятно…
«Мы творческие темы в группе не очень часто обсуждали», — говорил мне впоследствии Валера Кирилов. Вдумайтесь, люди, какая печаль стоит за этими словами…
«Репетиционного процесса в „Зоопарке“ почти не было, — признавался Саша Храбунов. — У меня практически все соло и риффы были сочинены в студии».
«Я не раз говорил Майку, что делая ставку на Шуру Храбунова, он ставит только „на одну монету“, — вспоминал Борис Мазин. — Далеко не все композиции получались у него хорошо. Эти разговоры мы вели все время. Последняя беседа состоялась по поводу песни „Женщина“, которая в электрической версии превратилась в жесткий кабак… Я очень любил ее текст, но со сцены слов не было слышно вообще. По этому поводу нам стало крайне сложно общаться друг с другом. И один раз я здорово получил по шапке, когда Майк выслушал мои мысли, а потом спросил: „Ты хотя бы один хит в жизни написал, чтобы давать мне советы?“ И всё».
