Когда я только появился в их доме, я застал последние бунты Ольги против босса. Уже увядающие и с потухшими глазами. Она спорила с ним до крика и пыталась хоть что-то сделать наперекор, но сама уже не верила, что выйдет толк. Мне тогда были очень нужны деньги, и я учился смотреть в пол и сжимать кулаки до боли от бессилия, когда становился свидетелем их сцен.
До сих пор тошно на душе. Однажды он ударил ее на моих глазах. Хлесткая пощечина тыльной стороной ладони, от которой она резко отшатнулась в сторону. Она чуть не упала рядом со мной, ударившись локтем об мое предплечье, а я ничего не сделал. Только шагнул чуть вперед, чтобы отвлечь босса на себя идиотским вопросом.
Этот ад длился неделями при мне, а потом она успокоилась. Как по щелчку.
Вряд ли я знаю всего, но охранники за сигаретой многое перетирают между собой. Впрочем, ничего нового, большие деньги делают одно и то же грязное дело десятки, если не сотни лет. Тогда у отца Ольги сгорела машина. Внутри гаража… Пожар чуть не перекинулся на дом, в котором за неделю до этого разбили окна. Еще приходила опека к сестре, на телефоны родственников звонили коллекторские службы, которым глубоко плевать ошиблись они номером или нет, блокировались ее карточки…
Поэтому причина должна быть.
Не тупое самодурство, а реальная подкожная причина. Он то ли мстит, то ли расплачивается за что-то. И его несет, как мужика, которого задели очень глубоко.
К офису Ольги я добираюсь минут через сорок, оставив девчонку в квартале новостроек. Я не курю, но в бардачке валяется пачка Кента на всякий случай. Вместе с зажигалкой.
Я выхожу из машины и закуриваю, высматривая стеклянную высотку, в которой находятся главные офисы города. Самая дорогая цена за квадратный метр аренды и самые пафосные девушки на ресепшен. Я обычно не поднимаюсь наверх, но сегодня надо захватить пару коробок с документами для завтрашней поездки. Так что зря я курю, нести будет за версту … Но я на автомате делаю затяжку за затяжкой, не чувствуя ни вкуса, ни запаха табака.
Дикий денек. Бывали хуже, но и этот постарался.
— В “Синии линии”, — я бросаю на стойке, хотя меня, кажется, признают и иду к лифтам.
На десятом этаже находится благотворительный фонд компании Дмитрия, которым номинально руководит Ольга. Такие как Дмитрий могут не глядя подписывать сотни бумаг и дарить самые щедрые подарки, потому что если они захотят, всё потечет вспять.
— Паша, — на этаже мне встречается их юрист, который тянет мне руку для рукопожатия. — Давно не заходил.
— Сюда только белых воротничков пускают.
— И как ты? Перекатами?
— Я за коробками.
— Аа, пойдем. Я тебе покажу, где они.
— А где Ольга Андреевна?
— У себя. Только приехала, сказала не беспокоить.
Я киваю и черчу дорожку глазами по просторному помещению, где в правой стороне устроен стеклянный кабинет босса. Сейчас там опущены все жалюзи до единого, что наталкивает на плохие мысли.
Она там одна после всего случившегося…
— Мне нужно один вопрос уточнить, — я все же торможу и хмурюсь, смотря на парня. — Я уж на свой страх и риск.
— Ты у нее в любимчиках, можешь и рискнуть, — он мне нагло подмигивает, из-за чего очень хочется вмазать по его холеной роже.
— Кинь коробки в коридоре, я потом захвачу.
— Ок. Удачи!
Я отмахиваюсь и иду к кабинету. Она откроет мне, это точно, но вот как посмотрит… И что скажет? Я и так весь день испытываю ее терпение, заходя за границы нашего обычного общения. Да я сам чувствую, что меня сегодня несет куда-то, как прорвало… И остановиться никак.
Я стучу и жду ответа.
— Паша? — Ольга от удивления переходит на “ты” и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, когда открывает дверь.
— Я могу войти?
Она замирает на секунду, словно я говорю на иностранном языке и ей нужно время, чтобы перевести простую просьбу на родную речь, но потом молча отступает в сторону.
— Что-то случилось? — она просыпается и сразу же начинает беспокоиться. — Он звонил? Узнал, да?
— Ольга, все в порядке, — я приподнимаю ладони и плавно выдыхаю, кидая ей подсказку. — Во сколько мне завтра заехать за вами?
— Завтра? — я сбиваю ее с толку, и она не сразу понимает, о чем речь. — Да, да… В пять вечера?
— Это вопрос?
— Нет, — она качает головой и, наконец, легонько улыбается, реагируя на мой мягкий тон. — В пять вечера.
— Коробки я нашел. Что-то еще захватить?
— Да, если можно, — Ольга проходит мимо меня, “задевая” приятным ароматом из цветочных нот, и выдвигает верхний ящик рабочего стола. — Тут проспекты, я забыла положить в коробки.
Я подхожу к ней и кладу ладони на стол, наблюдая, как она достает красочные глянцевые издания одно за другим. Стопка выходит внушительная и яркая.
— Я скажу Антону, он поможет…
— Я справлюсь. Я, если честно, с трудом переношу Антона.
— Почему?
— Он цитирует анекдоты из сканвордов.
Девушка улыбается еще ярче, но опускает лицо, чтобы спрятаться. Она всё прячет, и смех, и слезы, как будто живая эмоция — это проклятие.
— Но он хороший юрист, — замечает она, чтобы поддержать беседу.
— Да, странное увлечение для юриста. Я думаю, здесь неподалеку есть точка бесплатной прессы. Причина должна быть в этом.
Я говорю глупости, чтобы стоять рядом и неотрывно смотреть на нее. И мне иногда кажется, что ей нравится звук моего низкого голоса. Ее лицо становится таким тихим и расслабленным, когда мне удается поймать правильный момент и рассказать что-то пустое. Она словно отвлекается от своих мыслей и с благодарностью слушает, слегка приподнимая уголки рта. Вот и сейчас так, я перевожу взгляд на ее налитые губы…
Приоткрытые...
Которые хочется раскрыть сильнее…
Она вдруг поднимается на ноги, резко выпрямившись и покачнув стул позади себя. Ольга хочет что-то сказать мне, но не находит слов, уловив за мгновение в какую сторону качнулись мои мысли. А я не хочу больше говорить, я шагаю в сторону и обхожу стол. Я приближаюсь, и она делает смазанное движение прочь и неотрывно смотрит на меня заостренным взглядом. В этом взгляде горит отчаянная просьба остановиться и что-то другое, совсем противоположное.
— Паша…
— Да, — я киваю и подхожу вплотную.
— Паша.
Я протягиваю руку и тесно обнимаю ее запястье, перебирая нежную кожу пальцами. Ольга шумно выдыхает и не вырывается, но обреченно смотрит на наше прикосновение. Мне кажется, что она вот-вот заплачет, а я не хочу ее слез, я хочу, чтобы ей было хорошо, когда я рядом.
