Я соскучилась по нему и тянусь навстречу, хотя голос разума приказывает остановиться.
Мне действительно нужно включить стоп.
Выдохнуть.
— Паша, — он никак не реагирует, продолжая влажно целовать, и мне приходится ловить его жилистые руки. — Паша, тише…
— Я буду осторожен.
Мне так хочется почувствовать его внутри себя, что еще чуть и станет плевать на любые последствия, но я удерживаюсь на тоненькой грани и заставляю себя вынырнуть. Обхватываю его ладони и крепко сжимаю, останавливая.
— Не здесь… — нервно сглатываю, не в силах добавить еще слово, потому что Паша поднимает на меня напряженный взгляд, он хмурится и прочитывает мой отказ по-своему. — Не в этом доме…
Я никуда не поеду этой ночью, я останусь с Димой и продолжу постепенно подводить его к разводу. Я прекрасно понимаю, как глупо это звучит на словах, но меня убеждают случившиеся дни. Паши не было рядом и он не видел, как теперь смотрит на меня Дима, как он подбирает интонации и раз за разом справляется с рефлексами последних лет. Он перестраивается и заново учится быть со мной человеком. Как первые шаги ребенка, неуверенные, шаткие, но наливающиеся силой с каждой попыткой. Диме нужно помочь, а не толкать в черную пропасть неожиданным ударом.
Из нее он уже не вернется.
И нам не даст жизни. Он кинет все связи и деньги, но найдет нас и накажет со столь извращенной выдумкой, что все годы брака покажутся мне раем.
Паша не видит этого или уверен, что сможет надежно спрятать нас, но на самом деле путь действительно только один. И он именно мирный. Войну мы не потянем, не с Димой…
— Я все-таки любовник? — голос Паши режет пробирающим до нутра холодом. — Я никогда не воспринимал тебя, как чужую жену, потому что брак через силу — это не брак.
Он убирает руки с моего тела и отступает. Я же истеричным рывком цепляюсь за его локоть, скручивая плотную ткань пиджака между пальцами, и Паша останавливается. Замирает и неотрывно смотрит на меня, словно ждет, когда я сама разберусь в своих колебаниях туда-сюда.
— Я не сплю с ним. Я клянусь тебе.
— Но он твой муж. По-настоящему.
Он решил, что я остановила его из-за Димы.
Господи, нет…
Или да? В том числе…
— Оля, скажи как есть, — Паша требует ответ, замечая, как я мучительно подбираю слова. — Не нужно меня жалеть, я это терпеть не могу.
— Мне быть с ним в этом доме, а он видит меня насквозь. Я боюсь, что он поймет.
— Значит страх? И только?
Он знает ответ. По воспаленным глазам видно.
— Паша, он не чужой, — у меня дрожит голос, потому что ничего сложнее я не произносила в жизни. — Не как мужчина, а как… как просто человек. Сейчас я не могу с ним так.
Это честно. Мне действительно будет не по себе, когда вечером приедет Дима с душой нараспашку, а я буду знать, что только что трахалась с другим в его доме.
— Паша, я люблю тебя. Только тебя, у меня нет ни одного сомнения на этот счет. Но это тоже глупо отрицать, — я поднимаю правую ладонь и большим пальцем подцепляю кольцо, подаренное Димой. — И ты видел его с первой встречи.
— Думаешь, его может снять только Дима? Мне не под силу…
— Я хочу спокойной жизни, хочу детей от тебя. Как можно жить семьей и постоянно оглядываться? Переживать за малышей? Это же будет не жизнь, а постоянная нервотрёпка и переезды. Мы никуда не сбежим от Димы на самом деле, будем постоянно думать о нем и ждать удара. День за днём.
Мне трудно понять, что услышал Паша в конечном итоге. Он все же закрывается от меня глухой стенкой, а я не лезу к нему, угадывая, что сейчас не время. Он не ждал такого разговора и выглядит холодным и безразличным, но я-то знаю, что он сбит с толку на самом деле. А Паша из тех людей, кто ищет равновесие самостоятельно, а не хватаясь за чужие руки.
— Машина будет ждать в два ночи. Охранник подойдет к входной двери.
— Паша, нет...
— Тебе нужно будет только выйти за порог, дальше тебя проводят. Я буду неподалеку.
— Ты рискуешь просто так. Не надо, я прошу тебя…
— Я прошу тебя выйти, — он перекрывает меня уверенным ледяным голосом. — Я уже один раз промедлил, с меня хватит.
Паша делает шаг, пятясь и отодвигаясь от меня, и следом кивает мне.
— Я не могу.
— В два часа. Я буду ждать.
Он уходит, оставляя меня одну в маленькой комнате. В доме так тихо, что я отчетливо слышу, как он стучит ботинками по ступенькам, а потом захлопывает входную тяжелую дверь за своей спиной.
Я стою, потерянная и оглушенная, несколько минут, пока, наконец, не просыпаюсь и на автомате продолжаю раскладывать вещи. Я касаюсь пальцами губ, которые еще помнят тягучие поцелуи Паши, и с трудом убеждаю себя, что права. Что поступаю верно, а его мужской бунт схлынет, когда он успокоится и поймет, что в доме действительно не происходит ничего плохого.
Ведь в охране есть его люди. Они должны сообщать ему… Быть может, эти весточки всего лишь должны накопиться? И вечером же приедет Дима, его водитель пойдет в домик охраны и начнет обсуждать прошедший день. Поведение босса. Хотя, кто знает, что сейчас делает Дима, когда на него навалились неожиданные проблемы в бизнесе.
Впрочем, он к ним привык. Он живет ими. И мне кажется, что Дима стал спокойнее не только со мной, а вообще. Словно заглох главный движущий механизм его злости и бушующего раздражения.
Он на все теперь реагирует ровнее.
Я провожу день в домашних заботах, обживая новый дом. Приезжают разные доставки, потому что я устала от пустоты комнат, которые больше напоминают рекламные декорации идеальных дизайнерских решений, чем семейное гнездышко. А мне хочется уюта и покоя, и простых радостей, как, например, повесить новую штору и любоваться тем, как она идеально подходит к овальному ковру.
Я забываюсь и удивляюсь себе, я всегда любила порядок, но была равнодушна к узору обоев или принтам на маленьких подушках. Дима платил деньги специальным людям, а я не участвовала даже на уровне простого любопытства. Мне было плевать, в каких комнатах жить.
Трудно воодушевиться, когда тебе дают выбрать цвет стен в камере.
Но в этом доме всё иначе. Кроме того, что Дима возвращается поздним вечером, как случается всегда, когда он уезжает по делам в офис.
— В этом городе все хотят друг друга поиметь, — произносит он устало, срывая с плеч темно-синий пиджак.
Дима бросает его на диван и поднимает на меня темные глаза.
— Страховой агент не понял, кто я, представляешь? — он усмехается и качает головой, не веря до сих пор. — Мой юрист побелел, когда тот начал разговаривать со мной свысока. А потом закашлялся.
