Волк затягивает на моей талии несколько тонких поясков и окидывает пристальным взглядом дело рук своих.
— Семь правителей были магами, и они всегда прекрасно относились к людям силы, к тем, кто способен творить чары. Их почитали, награждали и уповали на их могущество. “Магия” — это то, что сохраняет острова в том виде, в каком они есть сейчас. И все это тоже так работало до определенного момента.
Халлтор поднимается и указывает на стол у стены, где стоит поднос.
Я совсем забыла, что попросила принести горячий ужин, а купание совершенно меня отключило.
Мужчина упирается в край стола и скрещивает руки на груди.
— Семь правителей не знали, откуда взялась болезнь, начавшая косить магов направо и налево. — Синие глаза темнеют почти до черноты. — Их приходилось изолировать и запирать, отстраивать целые поселения для чародеев, пораженных недугом. Правителям приходилось выбирать между преданными им магами и обычными людьми, которые так же нуждались в защите, — что не могло не вызвать недовольство. И именно в одном из таких поселений родилась колдунья Арвана, которая спустя двадцать лет поднимет восстание против правителей Эронгары…
Халлтор прикрывает глаза и тяжело вздыхает.
— …и уничтожит нас, превратив в то, что есть сейчас.
Он откидывает голову назад, и мне кажется, что мужчина искренне жалеет, что вообще начал этот разговор.
— Я не буду погружать тебя во всю эту историю с подробностями, Нанна, — холодно бросает Халлтор. — Скажу только, что сын этой самой колдуньи сейчас сидит на троне Кидонии и его капитаны-регенты — далеко не простые люди. Альгир в том числе. Куда делась сама Арвана после своего триумфального проклятия меня и моих братьев — не могу знать. Она исчезла — и мрак с ней.
— Так ты хочешь снять проклятие не просто ради свободы? Хочешь отвоевать свою землю?
— Люди никогда не примут своих бывших правителей! — рявкает мужчина и стискивает зубы, будто мой вопрос причиняет ему физическую боль. — И маги никогда не примут — слишком сильна прошлая обида, слишком глубоки ее корни. Времена принцев Эронгары прошло.
— Значит, Альгир — бессмертное чудовище, жившее…еще в то время?
— Радует, что ты такая догадливая, — хмыкает волк и отворачивается. Кажется, что он вообще не хочет продолжать разговор. Будто раны прошлого еще не зажили, не затянулись и вовсю кровоточат, отравляя его душу. — Если ты желаешь спасти свою семью, то нужно достать оружие, способное хотя бы ранить капитана. Это нелегко. Это смертельно опасно. И я могу сказать, что твоя семья, скорее всего, уже мертва.
— Я не отступлю, пока не увижу все своими глазами!
Халлтор замирает. Он не оборачивается, не смотрит на меня и ничего не отвечает. Думает о чем-то своем?
Мне нужна его помощь.
Очень сильно нужна.
Я пообещала ему себя, если волк сделает то, что я прошу, — но достаточно ли этого? Что, если он передумает?
Поднимаюсь с кровати и осторожно подхожу к мужчине. Он такой высокий и настолько широк в плечах, что я могу с легкостью укрыться за его спиной. Литые мышцы перекатываются под плотной тканью рубашки, руки напряжены до предела.
Стоит только коснуться волка ладонями, как он весь каменеет. Хоть я и не могу обхватить его руками за грудь, но обнимаю так крепко, как только получается, и утыкаюсь носом в спину между лопатками.
— Мне нужна помощь.
Халлтор тяжело вздыхает.
— Я знаю. И это только все усложняет.
Глава 4
Волк заставляет меня поесть, хотя кусок в горло не лезет, и все, что хочется сделать, — двинуться в путь, не тратить время попусту и действовать; но Халлтор неумолим и пригрозил с места не сдвинуться, если я не проглочу все, до последней крошки.
Пока я занимаюсь едой, волк аккуратно заплетает мои волосы, и это кажется мне настолько странным и непривычным, что я невольно ежусь от каждого легкого прикосновения. Мужчина будто приучает меня к собственным рукам, к своему присутствию, к физическому контакту и сам получает от этого удовольствие.
Горизонт алеет, скоро должно взойти солнце — и Халлтор касается моего плеча и указывает на окно.
Я вопросительно изгибаю бровь и пытаюсь понять, почему нельзя просто выйти через дверь.
— Пусть люди думают, что мы еще здесь, — Халлтор распахивает тяжелые створки — и в комнату врывается ледяной ветер улицы, бросает в лицо пригоршню колких снежинок. Натягиваю подбитый мехом плащ и смотрю вниз. Второй этаж — не шутки, но волку будто все по плечу. Он перескакивает через подоконник в одно движение и приземляется, взметая вокруг себя белое облако снега.
Задрав голову, он машет мне рукой.
Высоковато для прыжка, нет?
Как наяву слышу треск собственных костей при неудачном приземлении.
Хватит трусить, Нанна!
Не так уж тут и высоко. Всего-то второй этаж…
Усевшись на подоконнике, я свешиваю ноги вниз и, глубоко вздохнув, соскальзываю прямо в руки мужчины, едва сдерживая испуганный крик.
— Ну вот, не так уж и страшно, правда?
Под сапогами хрустит снег, а холод только чуть касается щеки, зарывается в волосы на затылке и жалит кончики пальцев. Одежка не позволяет ледяной стуже коснуться кожи.
Небо над нами медленно светлеет, гаснут гвоздики звезд, а красная полоса у горизонта ширится, и вот-вот покажется огненный край солнца.
— Как мы пройдем мимо стражников? — изо рта вырывается облачко белого пара, а язык пощипывает морозной стужей.
— Нет нужды, — качает головой Халлтор и достает из нагрудного кармана крохотный камешек ярко-красного цвета.
Как застывшая кровь.
Он крутит его перед моим носом так и эдак, показывая вспыхивающие внутри искры и вихри.
— Давай представим, что я к магии не имею никакого отношения, — говорю тихо и осматриваюсь по сторонам — только бы не заметил никто двух истуканов, замерших под окнами трактира.
— Это карманный портал. Врата в миниатюре.
Я удивленно хлопаю глазами и перевожу взгляд с Халлтора на камень.
— Так мы могли переместиться куда угодно, но вместо этого бежали по лесу, притворялись не пойми кем, рискуя попасть в лапы стражи?! И ты этой штукой мог бы забросить меня домой!
— Штучка эта одноразовая и не работает так, как тебе хочется. Она открывает двери только в определенные места, — рычит Халлтор в ответ. — Я собирался сохранить ее до лучших времен, но раз тебе так приспичило спасти семью…
От волка веет таким пренебрежением, что я не могу удержать язык за зубами:
— Можно подумать, для своей семьи ты бы не сделал то же самое!
Халлтор усмехается, сверкая внушительными клыками.
