Богиня давно глуха к молитвам.
Слушает ли она нас вообще? Или творит свое правосудие как вздумается, сидя на сверкающем троне в окружении братьев и сестер, да похихикивает над тщетными попытками выпросить хотя бы каплю жалости?
Разве может эта черная мерзость существовать в мире, где суд богини считается неоспоримым? Разве может Альгир резать женщин безнаказанно, просто ради развлечения, в мире, где ты будешь обречен переродиться в оборотня только в наказание за дурные мысли или мимолетные ошибки?
— Боги давно мертвы, Нанна, — шелестит рядом, у самого плеча, а я не могу обернуться, чтобы глянуть на говорящего. — Может, только Галакто и осталась, да развлекается как хочет? Ты не задумывалась? Когда в последний раз ты слышала, чтобы славили Конриду — богиню прощения и покоя? Или, может, слышала песни в честь Годивы — молчаливого покровителя мести и ярости? Не рассказывают больше сказки о Холраке, создателе великих островов, не поют песни о его жене, сверкающей Лирании, — матери всех лекарей. Даже о покровительнице магов Инладе мало кто помнит, а еще реже приносит дары в опустевшие храмы. Людям свойственно забывать. Они не желают зависеть от милости высших сил. Кто-то из богов уходит, оставляя после себя только блеклые воспоминания, а кто-то остается, вроде Галакто. Не проси у нее помощи. Этой бешеной суке нравится наблюдать за мучениями смертных… и бессмертных.
— За мучениями, которые ты ей подаешь на серебряном блюде!
— На все есть своя причина, — шепчет голос, на этот раз чуть ближе, будто обнимает за плечи невидимыми руками, а тьма медленно поднимается по ногам и скользит под разодранный подол, пробирается в изувеченное тело и сдавливает обнаженный позвоночник. — И даже у меня есть такая причина, птичка.
— У бессмысленного надругательства не может быть причины!
— У медали две стороны, Нанна, ты просто не видишь вторую, — голос почти стихает, а липкая лапа мрака обхватывает горло с такой силой, что я слышу хруст гортани, хочу закричать, но с губ не срывается ни единого звука. — Я тебе докажу. Все будет так, как велит госпожа.
“Какая госпожа?” — хочу спросить я, но темнота накрывает с головой, утаскивает за собой в бесконечный холод, где я могу слышать только треск костей и чувствовать, как под ребрами копошатся плети темноты и жгучей стужи.
***
Открыв глаза, я не сразу понимаю, где я, сколько времени прошло и что происходит. Только через несколько долгих секунд паника отступает, прячется в уголке сознания, всполошенная тихим дыханием волка, обнимающего меня надежно и крепко. Теплый воздух щекочет волосы на макушке, а я блаженно зажмуриваюсь, впитывая терпкий запах хвои и ежевики. Тянусь к плотно сжатым губам и краду поцелуй. Невинный и быстрый, едва ощутимый, как прикосновение крыльев мотылька.
Аккуратно выбираюсь из объятий Халлтора и одеваюсь. На стуле у кровати лежит купленная еще на Тасэлау одежда. Плотная ткань брони обхватывает тело, а я затягиваю ремни и поправляю ворот. Клинок не беру. Если бы мы прилетели на место, то Виго уж не постеснялся бы об этом сообщить.
Осторожно выскальзываю из каюты и поднимаюсь на палубу, прикрываю глаза рукой, когда ветер бросает в лицо пригоршню песчинок.
Над головой все еще блестят серебристо-синие капли звезд, но горизонт алеет и растекается в стороны кровавой акварелью, предупреждая — рассвет близок.
У левого борта, оперевшись на перила, застыл Фолки. Массивный посох стоит рядом; вытянутое навершие, похожее на наконечник копья, отсвечивает густой лазурью.
— Ну как? — пробасил мужчина, лукаво улыбаясь. — Успокоилась, принцесса?
Колдовское золото глаз полыхает из-под опущенных ресниц, и я уверена — маг видит меня насквозь и невозможно ничего скрыть от этого пытливого взгляда.
— Да, — отвечаю решительно и возвращаю улыбку. — Только дурные сны никак не оставят меня в покое.
– “Дурные сны”? — Фолки хлопает рукой по перилам, подзывает меня встать ближе и разделить последние минуты прохлады перед тем, как жар пустыни обрушится нам на головы.
— Я вижу Альгира. Я знаю, что это он.
Мы стоим плечом к плечу, не смотрим друг на друга, но в этом и нет нужды. Внизу тихо шуршит песок, а над головой покачиваются сложенные паруса. Корабль двигается за счет чего-то другого, а я ставлю себе мысленную пометку: спросить у Мерай, как тут все работает. Не к Виго же с этим подходить, в самом деле. Вон, как он у штурвала стоит: напряжен так, что рубашка на спине должна вот-вот треснуть — глядишь, взорвется, если лишний раз тронуть.
— Сны — наши страхи. Они часто приходят к нам в моменты слабости и отчаяния. Душат нас, — последние слова Фолки почти шепчет, а по смуглому лицу пробегает глубокая тень, темнеет золото глаз, будто покрывается тонким ледком. — Я не удивлен, что ты видишь кошмары об Альгире.
— Тут все иначе, — передергиваю плечами, стоит только вспомнить разорвонный живот и тьму, копошащуюся под ребрами. — Он говорит со мной — вещи, о которых я бы не стала рассуждать сама, и списать это на игры подсознания совсем не выходит.
— И о чем же он говорит?
— О богах. О том, что все они мертвы и осталась только безумная Галакто, что наблюдает за мучениями смертных и бессмертных.
Фолки тихо смеется, отчего дрожь пробегает по спине — такой у него странный, даже зловещий получился смешок.
— Не так уж он и не прав, принцесса, но это вопрос веры и твоего отношения, я в этом не силен. Мне дела нет до того, кто и как развлекается здесь или… — он тыкает пальцем вверх, в светлеющее небо, — или там.
— Еще он говорит что-то о госпоже, — я замечаю, что Фолки напрягается и прислушивается к моим словам. — И о том, что все будет, как она велит.
— Интересно, — бормочет маг и наклоняется вперед, опираясь на перила локтями. — Я поделюсь с тобой наблюдением, принцесса. Это просто мои теории, но…
Фолки прикрывает глаза и смотрит вдаль, где восход окрашивает раскаленно-алым верхушки дюн.
— Твое появление эту теорию подтверждает, кстати, — маг замечает мое замешательство и недоумение и чуть хмурится, будто пытается подобрать слова. — Суженые для проклятых принцев приходят в мир, — он качает головой в сторону Виго, но голос Фолки тих, чтобы тигр его не услышал. — Первая нашлась давно. Медведь, старший из принцев Эронгары, знает ее чуть ли не с пеленок, служит ее отцу и сам же воспитал девчонку. Это чрезвычайная удача. Вот теперь появилась ты. И Виго сообщил, что у Лиса, младшенького братишки, начались веселые приключения из-за некой особы. Полагаю, скоро мы узнаем, что мальчишка нашел свою истинную.
— Ты прекрасно осведомлен.
— Я живу здесь уже год. Мы с Виго хорошо знакомы — его дочка хоть и крепкая, но часто страдала от головных болей. Я ее лечил. Тигр — сложный человек, но даже ему иногда нужно с кем-то разделить бремя одиночества.
— Но Мерай…
Фолки только раздраженно отмахивается.
