Все это он и поведал за обедом жене. А та почему-то не поверила, лишь мрачно поинтересовалась:
— Перстень ты так и не поменял?
Эльф удивленно покосился на нее:
— Мы же вроде договорились, что поговорим об этом как-нибудь потом?
— Ну вот потом и наступило, — пожала плечами она.
— Эрика, может, хватит? — поморщился Ирдес — Какая разница, какой у меня гильдейский знак? Что с того, что перстень носили до меня?
— Я хочу, чтобы ты его поменял! — отчеканила женщина.
Вышколенные слуги расставляли тарелки на столе. Хэлле потянулась было за каким-то фруктом, а потом замерла, плюхнулась на свой стульчик и радостно наябедничала:
— Мама, а Рихар дразнился!
— Она первая начала! — не остался в долгу остроухий мальчишка. — Язык мне показывала!
Эрика улыбнулась:
— Ну и как? Рассмотрел?
Рихар замер, удивленно уставившись на мать:
— Что рассмотрел?
— Язык, — совершенно серьезно поведала женщина.
— Не-э-эт… Хэлле, покажи!
— Не буду!
— Хэл!
Разговор плавно перетек на требования показать язык и не возмущаться, а Эрика наконец повернулась к мужу:
— Так что ты говорил о заказе?
Эльф удивленно заломил бровь:
— А что о нем говорить? Простой, ничего не стоящий. Все, что нужно, — украсть пару колечек. — О том, что он безмерно счастлив, что разговор не вернулся к гильдейским знакам, Ирдес говорить не стал.
— У кого? — резко поинтересовалась жена. К заказам на кольца у нее были какие-то предубеждения.
— Какая разница, — хмыкнул Ирдес, вставая. Покосившись на ливень за окном, он вздохнул:
— Постараюсь побыстрее вернуться.
Дворецкий полуэльф услужливо распахнул дверь. Ирдес смерил мрачным взором льющуюся с небес воду: интересно, кому из богов так не угодил Алронд, — и, уже выйдя из дома, внезапно вернулся, приобнял жену за округлившуюся талию и тихо шепнул:
— Я честно-честно постараюсь вернуться как можно скорее.
Ее тревожного взгляда он постарался не заметить.
Плащ, сшитый из гномьей непромокаемой ткани, промок мгновенно, едва Ирдес ступил под дождь. Эльфу ничего не оставалось, как надвинуть пониже капюшон и ускорить шаг. Единственное, что радовало: господин Румиел промок еще сильнее — у него плаща не было вообще.
От практически бесполезной тряпки бубновый туз избавился на ступенях Императорской библиотеки: попросту бросил плащ поперек спины каменного льва и, оставляя за собой мокрые следы, направился в глубь зала, старательно не обращая внимания на хлюпающую в сапогах воду.
Искать библиотекаря пришлось недолго. Тишт заполнял какой-то формуляр, неторопливо беседуя с хрупкой голубоглазой пикси. Та, взбивая рукою пышную прическу, порхала вокруг ярко горящей, несмотря на дневное время, свечи, подсушивая крылья.
— Господин Доран! — вежливо окликнул бубновый туз.
Библиотекарь вздрогнул, поставив на бумагу неаккуратную кляксу, и поспешно посыпал пятно пыльцой фей из небольшой шкатулки, стоявшей неподалеку. Не дожидаясь, пока клякса исчезнет, фавн перевел взгляд на нового посетителя:
— О, господин Герад! Рад вас видеть! Вы по делу или так?
— По делу, — иронически хмыкнул эльф, проводя ладонью по мокрым волосам.
Нет, этим гномам давно пора придумать что-то новое. Например, промокаемый плащ — глядишь, в нем можно будет в дождь на улицу выйти.
Тишт Доран между тем огляделся по сторонам, выискивая свободного библиотекаря (искать особо не пришлось, поскольку желающих в столь мерзкую погоду покинуть дом и заглянуть за книгой было не так уж много), и, увидев, подозвал рукой:
— Такарел, обслужи посетительницу — я сейчас, — И, вежливо раскланявшись с замершей в воздухе пикси, направился вместе с бубновым тузом к неприметной дверце в дальнем углу.
Окна в небольшой, скромно обставленной комнате были открыты настежь, и вода залила весь подоконник. Несколько редких, не имеющих копий фолиантов, валявшихся на полу, безнадежно погибли: капли дождя попали на страницы, и по бумаге, стерев красочные миниатюры, расплылись пятна.
Фавн, увидев такой беспорядок, тихо ругнулся, но спасать раритеты почему-то не поспешил. Замерев у входа, он мрачно сообщил:
— Напоить тебя нечем. Я не ждал гостей.
— Позволишь мне умереть от простуды? — скептически поинтересовался Ирдес.
— Ты же не пьешь гномий самогон, — противным голосом пояснил фавн. — Особенно по утрам.
Бубновый туз вздохнул и, обогнув стоящего в дверях Тишта, устало опустился в скрипучее кресло:
— Во-первых, сейчас не утро. А во-вторых, я в таком настроении, что напьюсь даже крови дракона.
— Хорошо, что ни один из них тебя не услышал, — хихикнул пиковый туз. — Так зачем ты пришел? Что случилось? Только не говори, что надо оформить заказ. Не поверишь — с работой завал полный. Такое чувство, что одна половина города решила вырезать другую! А у меня, после недавно закончившейся борьбы Его Величества с криминалом, просто работников не хватает.
— Не заметно, что ты тоскуешь по этому поводу, — фыркнул глава Бубновой гильдии, которого передернуло от одного слова «заказ».
— А что мне грустить? Одна десятая с каждого выполненного убийства — моя. Кстати, у вас такие же расценки?
— Одна восьмая, — буркнул бубновый туз. Его мысли были далеко.
— В воры, что ли, переквалифицироваться? Ирдес, я тебя не узнаю. Что происходит? Только не говори, что на тебя так отвратительно действует дождь, — не поверю.
Эльф запустил руку в мокрые волосы и тихо обронил:
— Заказ у меня есть, и хороший.
— Так в чем проблема?
— Все в том же.
…Фавн молча выслушал его и тихо спросил:
— Думаешь, он хочет твоими руками убрать всю криминальную раскладку Алронда?
— Туз без гильдейского знака — уже не туз? — хмыкнул Ирдес — Все может быть, но я хотел бы, чтобы ты посмотрел по книгам — может, есть какие-нибудь сведения.
— О чем?
— Черт его знает. Астрологи говорят, скоро лунное затмение, возможно, с этим как-нибудь связано? Вон в прошлое затмение в Семиглавом соборе демон вырвался. Еле обратно загнали.
Тишт удивленно покосился на него:
— Демон? Разве они существуют? Мне казалось, это сказки для привлечения верующих.
— Знаешь, — хмыкнул эльф, — после всего со мной произошедшего я поверю даже в существование ангелов.
В роду Айдона О'Кадогана, несомненно, были боггарты. Маленький, косматый, с торчащими из-под верхней губы желтыми зубами, капитан городской стражи наводил страх на всех подчиненных. В те дни, когда у господина О'Кадогана было плохое настроение, ни один человек не мог зайти к нему в кабинет: по комнате сами собой порхали, угрожая врезаться в голову незадачливого посетителя, книги, прессы для бумаг, чернильницы…
