— Надолго в Алронд? — задумчиво поинтересовался картежник.
— Да, думаю, до весны.
— Почему так надолго?
Хозяин гитары поморщился:
— Это ведь тебе приходится часто кочевать, а мои песни нескоро надоедают.
Эльф ухмыльнулся:
— Что я всегда ценил в тебе, Най, так это самокритичность.
— Так кто ж спорит.
Разносчица на пару мгновений задержалась у столика неподалеку от стойки, а затем, шустро подбежав к собеседникам, чуть слышно обронила:
— Прошу прощения за беспокойство, господин Лингур, но господин за тем столиком хотел бы с вами поговорить.
Музыкант покосился туда, куда указывала орчанка, и только скривился:
— Я разговариваю с другом, господин за тем столиком подождет.
Картежник, заинтересовавшись бахвальством своего друга, удивленно оглянулся и, разглядев за столиком у стойки одиноко сидящего темного эльфа-полукровку, тихо сказал:
— Най, я, конечно, все понимаю, но лучше, если тебя подожду я, простой джокер, а не бубновый туз Алронда.
Музыкант поперхнулся вином и поспешно подхватил гитару.
Ночь спустилась на спящий Алронд. Звезды золотой пылью осыпали черный бархат небес. И лишь тихий гитарный перебор колыхнул тишину в Ольховом переулке. Голос певца разорвал молчание летней ночи, и казалось, сама луна, горевшая у шпилей королевского дворца, спустилась пониже, чтоб послушать песню. Песню на языке кочевых племен, песню, в которой звучали тоска и мольба, песню, от которой по щекам сами бежали слезы. Песню о любви.
Голос певца, то бархатный, то звенящий, взмывал до небес.
Но сердитый женский шепот услышали все участники этого маленького спектакля:
— Ирдес, прекрати! Детей разбудишь!
И, словно в ответ на этот выкрик, вверху скрипнула створка распахнувшегося окна, разгорелся светлячок огненного заклинания, и послышалось радостное детское верещание:
— Папа! Папа пришел!
Исполнявший серенаду менестрель, стоявший в кругу света, отбрасываемого магическим фонарем, неслышно скользнул в темноту, а эльф шагнул вперед и чуть слышно обронил:
— Эрика, прости меня, а? И какая разница за что?
Примерно через час.
— Честно, все было именно так!
— Ну-ну.
— Но я действительно заходил в Червовую гильдию лишь для того, чтобы отдать кольцо!
— Будем считать, что я поверила.
— Великий дух! Эрика, по-твоему, получается, если я захожу в Пиковую гильдию, то это лишь для того, чтобы заказать твое убийство?
— Вполне возможно.
— Эрика, солнце мое, обещаю, если мне когда-нибудь настолько надоест брак, я все сделаю сам!
Выписка из приказа №…
«5. Объявить Фабиару Кроссарту о наложении дисциплинарного взыскания в виде предупреждения о неполном служебном соответствии…
6. Объявить Фабиару Кроссарту благодарность за поимку особо опасного преступника и досрочно снять дисциплинарное взыскание…»
История пятая
УЧЕНИК МЕНЕСТРЕЛЯ
Корпус гитары поседел от придорожной пыли — Найрид принципиально не убирал инструмент в чехол. К чему? Пока развернешь плотную ткань, пока проверишь все колки — не изменилось ли натяжение струн… А так — перебросил гитару со спины на грудь, провел кончиками пальцев по деке, стирая пыль, и можно играть. Настройка придет сама. В процессе.
Мужчина усмехнулся, вспоминая слова знакомого: «Вот за это я не люблю гитаристов: только начнешь мелодию слушать, так им одна струна не понравится, вторая — и до вечера настраивать будут!»
Пальцы медленно коснулись струн, извлекая на свет несмелую, чуть задумчивую мелодию. Менестрель пришел в Септиан на рассвете и собирался до вечера заработать на ночлег и ужин.
Город походил на огромный базар. Впрочем, это и не удивительно — до северных границ Дикой степи рукой подать: выйди через южные ворота из города, полдня пути — и ты на месте. Перекликались торговцы, кто-то торопливо убеждал покупателя: «Вазьми тавар, да? Весь Гьерт обойдешь — не найдешь лучше!», чумазая девчонка в коротком платьице с заплатками уверенно срезала кошелек у задумавшейся горгульи.
Пальцы сами выводили легкую, быструю мелодию — Найрид не смотрел ни на черный, отполированный частыми касаниями до блеска гриф, ни на струны.
Внезапно гитара взвизгнула, оборвав пение на неестественно высокой ноте — тонкая струна лопнула, полоснув музыканта по пальцам и свернувшись тугим кольцом. Тихо ругнувшись, менестрель принялся возвращать инструменту рабочий вид — до вечера было еще далеко.
Брошенная неловкой рукой тяжелая золотая монета ударилась о верхнюю деку гитары и упала на дорогу, полностью утонув в пыли. Найрид, уже несколько минут игравший с закрытыми глазами, вздрогнул, и столь бережно выплетаемая мелодия оборвалась, когда большой палец вместо пятой струны ударил по шестой.
— Эй, менестрель, — нетерпеливо спросил молодой дворянин, остановившийся напротив музыканта, — а быстрые мелодии играть умеешь?
Ладонь замерла над струнами:
— Разумеется, лорд. Желаете услышать что-то конкретное?
Юноша задумчиво потер щеку:
— Как насчет «Танца со смертью»?
Найрид, усмехнувшись, опустил глаза: дворянин знал, о чем спрашивать, — лишь несколько музыкантов в Гьерте могли похвастаться тем, что способны исполнить подобный заказ.
Пальцы ласково коснулись струн.
Широкое барэ, короткий перебор — струна, захлебываясь, еще не успевала отзвучать, как начинала петь новая. Резкий бой. Глиссандо. А вслед за этим — ладонь приглушила звучание гитары.
— Что-нибудь еще, лорд? — Сыграно всего лишь несколько тактов, но для понимающего в музыке и этого достаточно.
— Следуй за мною, — нетерпеливо бросил дворянин.
Граф Кашефтский, сюзерен Септиана, мог со спокойной совестью сказать, что по древности его замок способен поспорить с королевским дворцом в столице: Кайтуш, чьи стены были возведены близ Септиана, построили более пятнадцати веков назад, когда тролли еще жили на севере и никто и не помышлял о возможности появления на берегу холодного Кнараата великого ныне Алронда.
Что же касается красоты дворца, то с этим обстояло похуже: высокий, без всяких декоративных украшений, с узкими стрельчатыми окнами-бойницами. Стиль, в котором был построен Кайтуш, вышел из моды уже более тысячи лет назад, но хозяин не собирался менять планировку или совершенствовать замок.
Вход во внешний двор Кайтуша располагался с южной стороны. И чего только не было на его территории: конюшни и зернохранилища, воинские казармы и ремесленные мастерские — жилище сюзерена Септиана могло выдержать не одну осаду.