Расплатившись с трактирщиком, которому за молчание пришлось отдать все заработанные за сегодняшний вечер деньги, Найрид вновь поднялся на второй этаж.
Шулер по-прежнему сидел на кровати. Услышав шаги, он испуганно дернулся, намереваясь одним прыжком доскочить до окна, и замер, разглядев, что в комнату вошел всего-навсего менестрель.
— Хвала богам! — тихо выдохнул он, возвращаясь к постели. — Я уже думал, что пропал. Честное слово, ты просто спас меня!
— А то я не знаю! — фыркнул Найрид, привязывая к поясу пустой кошелек. — Вот только что ты теперь собираешься делать?
— В смысле? — не понял джокер.
— Что ты собираешься делать? — тихо повторил менестрель, как бы невзначай проводя ладонью по отставленной в сторону гитаре. На мгновение ему показалось, что инструмент, подобно кошке, мурлыкнул, прильнув к ладони. Но все это, конечно, просто показалось. — Нам двоим на рассвете надо уйти из города. Иначе я даже не знаю, что будет. Сказать, что иначе ты станешь трупом, значит не сказать ничего.
Шулер задумчиво побарабанил кончиками пальцев по спинке кровати, а потом наконец решился:
— А ты как?
— А что я? На рассвете уйду из города. Пойду, скорее всего, в столицу. Жаль только, из заработанного не осталось ни медянки. Ну да ладно, это поправимо.
Мошенник задумчиво закусил губу:
— А как ты смотришь на то, чтобы взять ученика?
— Что? Какого еще ученика?
— Понимаешь, — тихо начал Каренс, осторожно подбирая слова, — я не дойду до ближайшего города. Если после Септиана еще оставалась надежда, то теперь, после Тиима, у меня нет никаких шансов. Одного меня местные солдаты возьмут на первом же перекрестке. А вот если я прикинусь твоим учеником, тогда можно будет спокойно добраться до столицы и уже там разойтись.
— А почему не раньше?
Мошенник хмыкнул:
— Значит, по поводу того, что я прикинусь твоим учеником, возражений нет?
— Ну ты и… — Бард не смог даже подобрать достойного эпитета.
— Джальдэ? — услужливо подсказал ему Каренс.
— Именно.
Если бы через пару минут кто-нибудь заглянул в комнату, занятую Найридом Лингуром, он увидел бы весьма необычную картину. А услышал бы и того похуже.
— Повторяю в последний раз: я не буду учиться играть на гитаре!
— Тогда каким образом ты собираешься прикидываться моим учеником?
— Да никаким! — не выдержал мошенник. — Ты просто будешь говорить, что я с тобой, а уж дальше посмотрим.
Найрид фыркнул:
— Если я буду просто говорить, то тебя точно повесят. Ты должен уметь играть хотя бы гамму, иначе на кой черт я бы тебя с собой водил?
Джокер страдальчески закатил глаза:
— Значит, так, я не буду учиться играть. Если Фортуна решила, что мы должны идти вместе, то это не значит…
Найрид вскинул руку, прерывая поток воплей:
— Подожди-подожди, дай-ка гитару.
Ничего не понимающий шулер молча протянул ему инструмент. Музыкант привычным движением подтянул струны, а потом начал осторожно подбирать слова и мелодию:
Эльф и орк встретились раз
На перекрестке путей.
— Пути не пересекаются! — сообщил ему шулер. — Это свойство дорог.
— Это для рифмы, не мешай!
Эльф был просто дурак,
Не было орка хитрей.
— Не забудь сказать: «А еще я самый умный и скромный!» — не преминул подколоть его мошенник.
Менестрель только отмахнулся и продолжал напевать:
Эльф раскинул колоду карт,
Орк на гитаре бренчал.
— Именно что бренчал! Игрой это назвать сложно!
Эльф был, конечно, неправ,
Но кто же тогда проиграл?
Как ни странно, на этот раз Каренс комментировать не стал.
Жизнь такая вот странная вешь,
Раз уж скрестились пути,
Если ты хочешь выжить здесь,
Вместе придется идти.
Мошенник некоторое время помолчал, задумчиво прислушиваясь к тающим в воздухе нотам, а потом вздохнул:
— Давай свою гитару. Как на ней играть?
Впрочем, идиллия длилась недолго. Ровно столько, чтобы менестрель успел объяснить мошеннику основы игры на гитаре. Мол, это верхняя дека, это нижняя, это обечайка. Кладешь локоть на обечайку, так чтобы запястье оказалось над голосником. Есть три правила: локоть, гвоздь, яблоко.
И если с правильной посадкой и постановкой рук Мошенник более-менее справился, то с игрой возникли проблемы. Стоило шулеру попытаться прижать струны, дабы извлечь звук, как в комнате раздалось что-то невообразимое. Что именно раздалось в комнате, говорить не стоит. Впрочем, каждый может это представить в меру своей фантазии и распущенности.
— В чем дело? — недоумевающе уставился на незадачливого ученики менестрель.
— В чем дело? Ты спрашиваешь, в чем дело? Да на этой балалайке играть невозможно!
— Не смей оскорблять мой инструмент! — взвился музыкант. — Эта гитара была сделана более полувека назад великим Ахроором Хрхрыыном, ее звучанию нет аналогов.
— Да какая, к черту, разница, каким кентавром она там сделана? — не остался в долгу шулер. — На ней же играть невозможно. Я слегка придавил струну, и у меня пальцы чуть не отвалились. И ты хочешь, чтобы я на ней бренчал? Посмотри на мои пальцы, глянь, какие следы остались! Я же работать не смогу — у меня вся чувствительность исчезнет! Я крап не различу!
— Перебьешься, — мрачно фыркнул менестрель. — Снимешь мозоли пилочкой и будешь дальше работать.
— Мозоли? — В первый момент мошенник решил, что он ослышался. — Ты издеваешься или оглох? Я же работать не смогу! Как я крап на картах почувствую?
— Какие карты? Будешь шарик в стаканчиках катать, — отмахнулся бард.
На этом спор заглох.
Примерно к полуночи, когда луна уже вовсю светила на небосклоне, менестрель решил, что довольно издеваться над учеником — в том, что это были издевательства, а не уроки, Каренс не сомневался. Услышав от учителя задумчивое: «Наверное, на сегодня хватит», мошенник едва удержался от благородного порыва вышвырнуть гитару в окно. Остановила его лишь мысль, что менестрель может неправильно отреагировать на подобные действия.
Вообще, сказать, что мошенник был в никаком состоянии, значит не сказать ничего. Избавившись от злосчастного инструмента, он обессиленно откинулся на кровати, вполне резонно ожидая, что Найрид сейчас начнет возмущаться и требовать освободить постель, дабы самому насладиться заслуженным отдыхом. Каренс уже даже начал подбирать достойные слова для отпора.
