Письма доставлялись прямо в местную ЧК.
Понятно, зачем понадобилась эта провокация. Белобородов и другие главари Красного Урала не оставили мысль о «революционной расправе» над царем, но хотели заручиться алиби. Фиктивный побег готовился для того, чтобы доложить Кремлю, что царя прикончили «при попытке к бегству».
Восстание корпуса пленных чехословаков, а затем мятеж левых эсеров в Москве, а также приближение армии белых к Екатеринбургу сделали эти предосторожности излишними.
Желая сорвать Брестский мир, чекисты-левоэсеры убили германского посла Мирбаха, при весьма подозрительной роли главы ВЧК левого коммуниста Ф.Э. Дзержинского. Германия потребовала пропустить в Москву батальон своих войск для защиты посольства. Принять ультиматум — значило капитулировать перед «германским милитаризмом», в чем Ленина и без того обвиняли левые эсеры и левые коммунисты. И ведь на это накладывались недавние обвинения в его личном сотрудничестве с германским генштабом! Отклонение же ультиматума вело к возобновлению войны на оголённом германском фронте, а Ленин ничего так не боялся, как «бронированного кулака Вильгельма». О том, что Германия находится при последнем издыхании и на возобновление крупных военных действий не пойдет, в Москве не знали.
В этих условиях перевозить царскую семью в Москву стало крайне опасно, в чем убеждал кремлевских вождей «товарищ Филипп» (Голощекин), прибывший в Москву в качестве делегата Уральского совета. По воспоминаниям одного из палачей, М.А. Медведева (Кудрина), «Я.М. Свердлов пытался приводить [Ленину] доводы Голощекина об опасностях провоза поезда царской семьи через Россию, где то и дело вспыхивали контрреволюционные восстания в городах, о тяжелом положении на фронтах под Екатеринбургом, но Ленин стоял на своем: “Ну и что же, что фронт отходит. Москва теперь — глубокий тыл! А мы уж тут устроим суд на весь мир“. На прощанье Свердлов сказал Голощекину: “Так и скажи, Филипп, товарищам: ВЦИК официальной санкции на расстрел не дает“»
[301]
Воспоминания М.А. Медведева (Кудрина) не во всем достоверны, но в данном пункте подтверждаются другими документами. Так что президиум Уральского Совета принял решение о расстреле царской семьи, вопреки инструкциям Кремля. Приведение «приговора» в исполнение было поручено охране Дома Особого Назначения.
Охрану возглавлял член президиума Уральской ЧК Я.М.Юровский, назначенный комендантом ДОНа взамен отстраненного А.Д. Авдеева.
Авдеев был не дурак выпить и бражничал вместе со своими подчиненными. Они постоянно задирали узников, донимали скабрезными «любезностями» великих княжон, куражились, уворовывали какие-то вещички и просто их объедали. Продукты в Дом Особого Назначения (ДОН) ежедневно доставлялись из Ново-Тихвинского женского монастыря. Охранники часть из них тайно крали, а часть уплетали открыто: бесцеремонно садились за стол рядом с узниками, хватали еду руками, громко рыгали, жевали с демонстративным чавканьем — в том была потеха.
Сменив Авдеева, Юровский такие безобразия прекратил. Он перешерстил охрану, подтянул дисциплину, установил некоторый порядок.
С узниками новый комендант был подчеркнуто вежлив. Просьбы старался удовлетворять. Узнав, что у 12-летнего Алексея, после недавнего ушиба, распухло колено, он осмотрел его и дал медицинские советы. По первоначальной профессии Юровский был часовщиком, но в 1915 году был призван в армию, прошел короткий курс медицинского обучения, после чего его определили фельдшером в военный госпиталь.
Он составил опись всех представленных ему драгоценностей (правда, львиную долю узники прятали), сложил их в особую шкатулку, опечатал сургучной печатью и вручил под расписку главе арестованного семейства — дабы не допустить хищений. Судя по дневниковым записям царя и царицы, новый комендант им нравился.
Когда Юровский собрал свою разношерстную команду и объявил, какое ответственное задание им поручено, среди охранников поднялся ропот. Двое из «латышей» (так называли всех инородцев, говоривших с иностранным акцентом) сказали, что они готовы участвовать в расстреле Николая Кровавого, но не его детей. Юровский решил, что им недостает «пролетарской сознательности» и их надо заменить более надежным элементом.
Кто же входил в расстрельную команду?
Российскими национал-патриотами настойчиво культивируется мнение, что «русские люди» не могли стрелять в «помазанника Божьего», потому команда «иудея» Юровского состояла преимущественно из «латышей».
Состав расстрельной команды на сегодня выяснен почти полностью. Это Я.М. Юровский, его заместитель Г.П. Никулин, П.З. Ермаков, М.А. Медведев (Кудрин), П.С. Медведев, С.П. Ваганов, А.Г. Кабанов, В.Н. Нетребин и, возможно, Я.М. Цельмс. То есть «расстрел царской семьи был произведён группой, состоявшей по национальному составу почти полностью из русских, с участием одного еврея (Я.М. Юровского) и, вероятно, одного латыша (Я.М. Цельмса)». Так сказано в Википедии
[302].
Историк Иван Плотников, тщательно исследовавший этот вопрос, уточняет:
«В убийстве царской семьи определенно приняли участие: Я.М. Юровский, Г.П. Никулин, М.А. Медведев (Кудрин), П.С. Медведев, П.З. Ермаков, С.П. Ваганов, А.Г. Кабанов, В.Н. Нетребин. В числе расстрельщиков мог быть еще только один человек, не более. Мы видим восемь установленных убийц, хотя в некоторых воспоминаниях называется 11, по числу казненных. Роль “латышей“, “команды внутренней охраны“, оказалась в итоге незначительной, вспомогательной. Следовало бы обратить внимание на слова бывшего помощника начальника внутренней охраны, одного из руководителей расстрела — Никулина: “Нас было исполнителей восемь человек: Юровский, Никулин, Медведев Михаил, Медведев Павел — четыре, Ермаков Петр — пять, вот я не уверен, что Кабанов Иван (имя названо неточно, надо Алексей. — И.П.) — шесть. И еще двоих я не помню фамилий“. Мы назвали эти две фамилии: Ваганов и Нетребин»
[303].
В заключении прокурора-криминалиста В.Н. Соловьева приводятся те же имена, но добавлено, что в расстрельную команду, возможно, входил еще А.А. Стрекотин, а также один австриец или венгр.
Начальник расстрельной команды Я.М. Юровский, еврей по происхождению, был далек от еврейских корней. В 1904 году он принял лютеранство, а по убеждениям, как положено сознательному партийцу, был атеистом. Ни иудейских, никаких других религиозных обрядов Юровский не соблюдал, зато строго соблюдал партийную дисциплину и с готовностью выполнял поручения, строго руководствуясь полученными инструкциями. Когда же приходилось принимать самостоятельные решения, он действовал крайне бестолково. В том, что усердия у него было много больше, чем сообразительности, нам предстоит убедиться.
Получив задание уничтожить царя и всех узников Дома Особого Назначения в ночь с 16 на 17-е июля, комендант был полон решимости исполнить приказ, но о том, каким образом это сделать, инструкций не было. Может быть, перестрелять их спящими в своих постелях? Или — закидать гранатами? Но взрывы разбудят город, народ, чего доброго, сочтет, что в него уже ворвались беляки…
