А.И. Солженицын знал, что «Шая-Филипп Голощекин славы не искал, всю её перехватил долдон Белобородов»; и что «в 20-е годы так все и знали, что это он [Белобородов] — главный убийца царя; даже в 1936 г. гастролируя в Ростове-на-Дону на какой-то партконференции, он еще похвалялся этим с трибуны. (Всего за год перед тем, как расстреляли его самого)» (т. II, стр. 92).
Но и похвальба Белобородова не помешала Солженицыну, в унисон с тремя первопроходцами, наделить ролью закоперщика Шаю-Филиппа, резонерски воскликнув по этому поводу: «О, как должен думать каждый человек, освещает ли он свою нацию лучиком добра или зашлёпывает чернью зла» (т. II, стр. 92).
Полагаю, что каждый человек должен, прежде всего, думать о том, освещает ли он добром или зашлёпывает злом самого себя. Если он об этом не думает, то о нации и подавно не озаботится. Да и не так всё однозначно в многоцветном нашем мире. Сплошь и рядом творящий зло уверен, что делает добро. Не только Белобородов гордился тем, что избавил народ от «Николая Кровавого». Между членами расстрельной команды разгорелась борьба — кому из них считаться прямым убийцей царя. Яков Юровский утверждал, что это он застрелил Николая, М.А. Медведев (Кудрин) приписывал эту честь себе, и у обоих её оспаривал Петр Ермаков. Никто из них не считал екатеринбургское побоище грязным пятном на своей совести; напротив, считали его делом добрым и доблестным.
Следствие об убийстве царской семьи во многом напоминало расследование убийства Андрюши Ющинского, ставшее делом Бейлиса
[320].
Как в Киеве в марте 1911 года, сразу после нахождения трупа мальчика, стали распространяться листовки, утверждавшие, что он убит евреями, так и в Екатеринбурге в июле 1918 года, сразу после вступления в город передовых отрядов армии белых и чехословацкого корпуса, до начала какого-либо расследования, пошла гулять версия, что расправу над царем учинили евреи. В Киеве ее распространяла черносотенная молодежная организация «Двуглавый орел», в Екатеринбурге — черносотенное офицерство. В Киеве, один за другим, были отстранены три следователя по делу об убийстве Андрея Ющинского, после чего уголовное дело передали охранному отделению, то есть политической полиции, где оно и было превращено в ритуальное дело Бейлиса. Менделя Бейлиса арестовал глава киевской охранки полковник Кулябко — тот самый, который вскоре после этого прошляпил — если не спровоцировал — убийство премьер-министра П.А. Столыпина. В Екатеринбурге неугодные следователи тоже отстранялись до тех пор, пока оно не попало в руки угодного — «патриота» Н.А. Соколова.
«Еврейская» версия цареубийства была настолько распространена, что дошла до сведения главы британской военной миссии при правительстве Колчака генерала Нокса, а тот сообщил о ней в свое военное министерство. Попав в печать, она обеспокоила еврейскую общину Великобритании. Для выяснения обстоятельств, она направила в Омск (столицу Колчака) делегацию. Ее принял министр юстиции С.С. Старынкевич. Он объяснил, что генерал Нокс был введен в заблуждение военными кругами. Однако следствие проводится гражданской властью, в рамках закона. Старынкевич пояснил, что каждую неделю получает донесения и полностью в курсе дела.
О том, как пристально он следил за екатеринбургским расследованием, говорит его письмо управляющему Министерства иностранных дел от 19 февраля 1919 года, которое мы уже цитировали
[321].
С.С. Старынкевич был эсером, в коалиционном правительстве Колчака он представлял самую левую часть политического спектра. Логика гражданской войны вынудила Колчака объединить под своим главенством разные антибольшевистские силы, но черносотенные элементы были крайне недовольны сотрудничеством с либералами и социалистами. Разногласия между ними оставались столь же глубокими, как и до революции.
Вернувшись в Лондон, делегация опубликовала авторитетные заверения министра юстиции. Когда об этом стало известно в России, возмущение офицерских кругов многократно усилилось. Ведущую роль в них играл генерал М.К. Дитерихс. Одно время он был командующим Уральским фронтом, но затем был отстранен от командования. Оказавшись в резерве, он рвался к «царскому делу».
Как упоминалось, первоначально расследование убийства царской семьи было поручено следователю по важнейшим делам А.П. Намёткину. Об этом человеке известно мало. Достоверно лишь то, что он не подыгрывал черносотенцам. Сперва он вызвал гнев тем, что отказался приступить к расследованию без санкции прокурора, а когда санкция была дана, повел его так, что вызвал еще большее негодование военных кругов.
Другого профессионального следователя в прифронтовом городе не было, поэтому дело решили передать одному из членов окружного суда. В исключительных случаях закон это допускал. В результате закулисного сговора между военными, председателем суда и прокурором на эту роль был рекомендован некто Михнович. Видимо, он устраивал черносотенные круги. Но решение принимало общее собрание членов суда, и оно дружно прокатило Михновича. Так же дружно оно проголосовало за Ивана Сергеевича Сергеева.
Слухи о «еврейском ритуальном убийстве» царя следователя Сергеева не впечатляли. Это снова вызвало гнев в кругах черносотенного офицерства. Был пущен слух о еврейском происхождении самого следователя. Наговоры привели к желанному результату: обойдя министра юстиции, Дитерихс добился лично от Колчака его отстранения. Вскоре должен был уйти в отставку и Старынкевич. За те несколько месяцев, что Сергеев вел расследование, то есть с августа 1918 по январь 1919, была установлена львиная доля фактов, которыми потом воспользовался его преемник. Сам Сергеев, после развала фронта, попал в лапы большевиков и был расстрелян.
Генерал Дитерихс сблизился с находившимся в стане белых британским журналистом Робертом Уилтоном и нашел в нем горячего почитателя и единомышленника. Оба сообразили, что могут быть полезны друг другу. Уилтон получал от Дитерихса сенсационные сведения о «еврейских зверствах», творившихся на «немецкие деньги», против царя, России и Великобритании. А Дитерихс, через энергичного и неумного Уилтона, получил возможность вести черносотенную пропаганду на весь мир. Книга Уилтона «Последние дни Романовых» стала первым опубликованным трудом о екатеринбургской трагедии. Вторым стало двухтомное сочинение самого Дитерихса. Оно было написано в бытность его главой Дальневосточной Республики — последнего оплота антибольшевистских сил на территории России.
Оба автора не жалели красок, чтобы опорочить И.С. Сергеева и А.П. Намёткина как несведущих и нерадивых людей, но проговаривались, что истинные причины недовольства обоими лежала в иной плоскости.
«Следователь Намёткин и член суда Сергеев, независимо от их личных качеств, характеров и политических физиономий, в своей следственной деятельности безусловно были под влиянием… больного политического течения мысли тогдашней гражданской власти и влиявших на нее политических партий бывших учредильцев» (Дитерихс, т. 1, стр. 125. Курсив мой. — С.Р.).
