Вовочка закашлялся и поспешно отступил на шаг:
– Андрюх, я только после тебя!
Я поднял осторожный взгляд на Цепеша:
– Что это было?
Тот лишь плечами пожал, глядя куда-то мимо меня:
– Существуют старинные легенды о путниках, зашедших в пустой заброшенный замок и пропавших, словно и не было.
Чудненько. Только нам посреди города воплощения румынских легенд и не хватало.
— А здесь оно как оказалось?! — не выдержал Вовочка.
— Потерялось.
Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
– Или поломалось … — в тон Цепешу продолжил Вован.
Критика осталась без внимания.
Вторая версия замка оказалось более гостеприимной. По крайней мере, она не собиралась подзакусить нами. Ну или очень успешно прикидывалась, что не собирается.
На этот раз нам соизволили показать небольшую комнатку-кабинет. Честно говоря, толком разглядеть обстановку мне не удалось — было слишком темно, а мерцающие огоньки пары-тройки свечек, оплывших в канделябрах, разогнать эту самую темноту никак не могли. Да и времени рассматривать, что где стоит и как располагается и не собирается ли расползтись в разные стороны или хотя бы попробовать на вкус, скажем, мой башмак, по примеру того, неправильного замка, ни у меня, ни у Вовки не было: слишком уж быстро развивались события. Хотя нет, вру. Кое-что я все-таки заметил: тяжелый дубовый стол, эти самые подсвечники со свечами, выглядывающие из темноты железяки явно колюще-режущего предназначения (я насчитал штук пять, не меньше), ну, и для полного счастья, собственно хозяев этого странного (точнее будет сказать, сумасшедшего) дома: Влада и Лидию.
Разговор велся если не на повышенных тонах, то как минимум … как бы это выразиться … нервозно.
— Что вам надо? — резко поинтересовался господин Цепеш.
— Нет, вы только посмотрите на него! — голосом базарной бабы завопил Вовочка. Пламя свечей задергалось и запрыгало, размышляя, не стоит ли потухнуть. — Сам нас втянул неизвестно во что, а теперь еще и отмазывается! Да я дней не спал, ночей не доедал, а ты …
Вопль оборвался так же неожиданно, как и начался, стоило только Цепешу холодно покоситься на Вована. Данешти поперхнулся на середине слова, неожиданно хватанув ртом воздух, и мне так и не довелось узнать, в чем же все-таки был виноват Влад.
– А поточнее? — наконец соизволил поинтересоваться Дракула, когда молчание стало совсем уж неприличным.
Я честно попытался сформулировать вопрос как можно точнее и правильнее.
Но все испортил оживший Вовочка:
– К чему снятся зеленые ежики?
Я мысленно застонал. Совершенно не нужно быть Нострадамусом, чтобы предсказать, что будет дальше.
– Что?! — кажется, на этот раз ему удалось удивить обычно невозмутимого Влада.
Вован же похлопал глазками и повторил:
– Мы, точнее я, хотим … хочу узнать: к чему снятся зеленые ежики.
Новое молчание было совсем не злым, а очень даже озадаченным. Только удивленного сопения в маску, в лучших традициях Анакина Скайуокера, не хватает.
Интересно, а если я сейчас встану в гордую позу и поведаю: так, мол, и так, не обращайте внимания, у Вовочки прикол такой: он периодически этот вопрос всем задает и обычно никто ему ответить не может. Версии «шизофрения» и «сам дурак» отсекаются прямо на корню. Кажется, только Ирка смогла Вована на место поставить: дело было в книжном магазине, и девушка спокойно открыла стоящий поблизости сонник и ткнула под нос господину юристу два раздела «зелень» и «ежи». После сего странного события вопрос о зеленых ежиках был на долгое время благополучно забыт. Вплоть до сего несчастливого дня.
Как я сочувствую Цепешу!
Впрочем, сочувствовал я совершенно зря — в отличие от множества людей, так и не сформулировавших нужный ответ, Влад поступил намного умнее: он задал вопрос:
– Повторяю последний раз. Что вам здесь надо?
На этот раз я успел резко двинуть Вована локтем в бок и, прежде чем тот очухался, быстро сказал:
– Спросить!
Лидия, стоявшая за спинкой стула Влада, тихо рассмеялась:
— Опять о ежиках?
— Нет. О зеркалах, которые не отражают. О странных снах, которые видят одновременно два человека. О …
— О пауках! — влез в разговор Вовочка. — Больших и, кажется, вполне разумных.
— Подробнее?.. — Фразы, короткие, чеканные, походили на гвозди, забиваемые в крышку гроба.
В любом случае, я не мог доверить Вовану столь важное и ответственное дело, как рассказ о том, что же все-таки у нас произошло. Пришлось объяснять все самому. И про звонок рассказывать, и про паутину, и про столь запомнившегося господину Данешти паука.
Цепеш слушал молча. Терпеливо ждал, пока я подберу нужные слова — почему-то из головы вылетело все, чему научили за пять лет института. В отличие от неугомонного Вовочки, так и норовившего вставить свои пять копеек, не перебивал. И самое главное, не пытался поправить, когда я, запинаясь, как на первом экзамене, с ужасом понимал, что несу что-то не то.
Наконец я закончил. Рассказал и о паутине, и об улыбчивых пауках, и даже о резко размножающейся плесени. А все, чего дождался в ответ, было спокойное:
– Пройдет.
Я аж поперхнулся. Некоторое время сидел, пытаясь понять, не ослышался ли. А потому совершенно не заметил, как в разговор вновь вступил Вовочка.
– Как пройдет?! — взвился он. — Почему пройдет?! Мы, может, не хотим, чтоб оно проходило! Андрюх, подтверди. Я вон вообще собирался припахать Аську связать курточку для того паучка, а потом посадить насекомое на поводок и вместе с Полканом по улице выгуливать! Окрестным бабуськам поводов для разговоров до третьего пришествия хватит.
Мозг автоматически зацепился за нелогичность.
— Третье? А как же второе?
— Вот и я о том же, — хмыкнул Вовка, вновь переводя взгляд на Влада.
— Пройдет, — флегматично повторил Черный Плащ. — Пробудет, самое большее, два-три дня и исчезнет. Иногда, правда, на пару часов проявляться может.
Это все, конечно, очень радует, но …
– Появляется-то оно из-за чего? — как обычно, Вовочка озвучил мой вопрос первым.
Вот объясните мне доступным языком (если русский вообще не алё, можно на английском, французском или немецком, я пойму), почему каждый раз, отвечая на вопросы, этот Дракулито-вампиреныш смотрит на нас как на врагов народа? Можно подумать, не он нас в эту гадость втянул и мы просто так к нему пристаем.
— Человеческая плоть способна выдержать всего два изменения облика. Реальность — столько же, — голос Цепеша был спокоен и размерен, а у меня почему-то мороз по коже пошел. — Если в каком-нибудь месте изменяли человеческое обличье два раза, мир уже начинает ломаться. Появляются трещины в мироздании, зеркала отказываются отражать реальность. Происходит это примерно через полгода после изменений. На третьем изменении мир ломается безвозвратно. Судя по тому, что все исчезло, изменений было всего два.
