Пока Кристофер кратко вводил детектива в курс дела, Неймиц сосредоточенно почёсывал перьевой ручкой свою лысину и время от времени делал пометки в своём потрёпанном блокноте.
— Вам следовало сразу доставить его к нам, а не тащить сюда, — недовольно пошевелив жиденькими усами, прокомментировал мужчина.
— Расследование ведём мы.
— Но вы не полиция, — подбоченился детектив.
— Мистер Неймиц, мы об этом уже говорили, — сощурился Кристофер, и недовольства во взгляде служителя порядка заметно поубавилось.
— Я бы мог оказаться полезным, — уже не так уверенно заметил полицейский.
— Вам что, совсем нечем заняться? Разве в Инвернейле уже никого не грабят, не насилуют и не убивают? — Кристофер опустился на край стола и скрестил на груди руки, с усмешкой глядя на детектива.
Вздохнув, Неймиц спрятал ручку в нагрудный карман сюртука.
— И грабят, и насилуют, и убивают. Но никто, увы, не рассыпается прахом.
— Сочувствую вам.
— Ладно, — отправив блокнот следом за ручкой, после короткой паузы протянул полицейский. — Попробую разузнать побольше об этом вашем мистере Купере.
— Можете не утруждаться. Мои люди уже этим занимаются.
Неймиц закатил глаза.
— Вы невыносимый человек, лорд Грейсток. И что бы вы ни говорили, вы — не полицейский и уж тем более не детектив. Нравится вам это или нет, но я не намерен выпускать ваше дело из виду. Уж очень оно интересное, — заявил напоследок. Водрузив на голову шляпу, всё это время одиноко тосковавшую на сиденье кресла, направился к выходу из кабинета. — Всего доброго, ваша светлость. Желаю вам не быть столь самоуверенным.
— Интересных вам дел, мистер Неймиц! — в свою очередь пожелал ему Кристофер и добавил тихо, когда за детективом закрылась дверь: — Возможно, тогда ты от меня наконец-то отцепишься.
Вплоть до самого вечера Кристофер занимался тем, что перебирал в уме имена своих врагов. Снова. Здесь, в Хальдоре, и за пределами королевства. Составлял списки, вспоминал лица, медленно, но уверенно приходя к выводу, что последние слова Купера: «Вы его знаете», вряд ли чем-нибудь помогут.
— И всё-таки как же не вовремя он умер.
Кристофер откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза. Следовало возвращаться домой и что-то говорить Лори, и он совсем не рвался начинать этот разговор.
Короткий стук в дверь развеял мрачные мысли герцога.
— Выглядишь как человек, которому не помешало бы выпить, — в проёме приоткрытой двери показался улыбающийся Ирвин.
Следом за Калвером в кабинет вошёл Алан Лайт, оглядел шефа с пристальным вниманием и укоризненно покачал головой.
— И одним бокалом тут явно не обойдёшься.
— А вот бутылка, может, поможет. Или лучше две, — ещё шире заулыбался Калвер. — Я тут недавно открыл для себя одно неплохое местечко…
— Лучше домой поеду, — перебил его Грейсток и поднялся с кресла. — Уже поздно.
— Быстро же она тебя выдрессировала, — хохотнул Алан.
— Одомашнила.
— Наставила на путь истинный.
— И такой унылый, — продолжали подтрунивать над ним приятели.
— Так и о друзьях совсем забудешь, — попенял ему Калвер.
А Лайт поддакнул:
— Мы к тебе со всей душей, а ты к жене, которая сожрёт тебя с потрохами, когда узнает о…
— Лорейн ничего не узнает, — резко перебил его Грейсток. Напомнив себе, что разговаривает с другом, которых у него было раз, два и обчёлся, уже мягче добавил: — По крайней мере, не сейчас.
— Если не сейчас, то тебе сегодня просто противопоказано появляться дома, — сочувственно вставил Ирвин, и Грейсток сдался.
— Ладно, хорд с вами. Показывайте это ваше неплохое местечко.
Заведение и правда оказалось неплохим, а крепкие напитки — отменными. Кристофер не заметил, как приговорил несколько бокалов виски, в кои-то веки позволив себе лишнего. Алкоголь сделал своё дело: его светлость смутно помнил, как прощался с друзьями, как ловил кэб и как возвращался домой. А уж то, как оказался в собственной кровати с собственной женой, и вовсе не сохранилось в памяти.
Об этом прискорбном факте: что имел неосторожность заснуть рядом с Лорейн, Кристофер узнал уже на следующий день. И сразу же об этом пожалел. Когда его, безмятежно спящего, со всей силы начали колошматить подушкой.
— Ты совсем охамел?! — проникло в сознание шипение дикой кошки.
Кристофер резко сел на постели, пытаясь понять, в чём дело.
— Мерзавец!
Ему снова прилетело подушкой, которую он схватил машинально, вырвав её из цепких коготков разъярённой супруги.
— Мы же договаривались! — Приглушённо зарычав, Лорейн швырнула в него ещё одной подушкой, до этого момента преспокойно лежавшей на кушетке у изножья кровати. — Но ты, как всегда, не умеешь держать слово. Гад! — припечатала гневно и схватилась за следующий снаряд.
К тому моменту мозг главы разведки ещё не успел как следует заработать, и когда в Кристофера полетела ваза, он лишь чудом успел пригнуться. Скорее, на автомате, нежели из чувства самосохранения и беспокойства о собственной голове.
— Лорейн… — поморщился от неприятных ощущений: виски как будто проткнули ножами, загнав их по самые рукояти.
— Ещё и посмел раздеться! Зла на тебя не хватает, Грейсток! — следом за вазой в путешествие через спальню отправился подсвечник, оставивший на стене за спиной у герцога внушительных размеров вмятину.
Тяжело вздохнув, Кристофер невольно отметил, что сейчас, растрёпанная и разгневанная, Лорейн, как ни странно, выглядела особенно сексуальной. Щёки раскраснелись, грудь под полупрозрачной сорочкой (сорвать такую — плёвое дело) часто вздымается, нижняя губа соблазнительно закушена. Он бы тоже был не прочь закусить её в жадном поцелуе… А уж очертания совершенного женского тела под тонким шёлком и вовсе мешали сосредоточиться на очередном скандале и бурном выяснении отношений с утра пораньше.
А ведь сегодня воскресенье. Заслуженный выходной и…
Лорейн не придумала ничего лучше, чем запустить в него книгой — старинной рукописью философского содержания, за которую в своё время он отвалил целое состояние.
Кристофер поймал рукопись и аккуратно положил её на столик возле кровати. А потом, не сдержавшись, поддел жену, улыбаясь:
— Мне кажется, Лори, ты повторяешься. Все эти подушки, вазы… Я думал, ты более изобретательна.
— Ещё и веселится… Убить тебя мало, Грейсток! — прорычала Ариас и подлетела к нему с явным намереньем влепить пощёчину.
На этот раз он не стал ни пригибаться, ни отскакивать. Поймал разъярённую фурию, как книгу несколькими секундами ранее. Прижал к себе крепко, несмотря на её сопротивление, и прошептал в искусанные, потемневшие, как после поцелуев, губы:
