В то время я уже была глубоко, до одури влюблена в Грейстока, а Холланд, немногим младше моего отца, вызывал во мне одно единственное желание — держаться от него подальше.
В день нашего знакомства он застал меня в конюшне, когда я ухаживала за Кармой — ещё совсем малышкой. Очаровательное пони, в котором я души не чаяла. Не знаю, как Сайрес оказался в конюшне один, без сопровождения, почему отец позволил ему шляться по нашему имению, но вышло то, что вышло: безобидный разговор ни о чём неожиданно закончился тем, что этот гад попытался меня поцеловать.
Я ударила его, влепила пощёчину, назвала извращенцем (да, я и в юные годы не стеснялась в выражениях) и убежала. Тогда я ещё не знала, кто он, какое занимает в Хальдоре положение. Выяснила это несколько недель спустя, на балу в королевском дворце, где Холланд не сводил с меня глаз. В тот вечер он снова попытался приблизиться, стоило мне остаться одной. А я снова, разнервничавшись и разозлившись, поставила его на место. Оттолкнула от себя, пригрозила, что, если не прекратит меня донимать, расскажу обо всём Кристоферу. Сайрес в ответ лишь усмехнулся и самоуверенно заявил, что будет глупо с моей стороны ставить под удар жизнь и карьеру молодого офицера. Кто он и кто Грейсток!
И я молчала. Боялась, что Кристофер, ослеплённый ревностью, совершит глупость. Отцу тоже ничего не сказала, надеялась, Холланду наскучит эта игра в кошки-мышки, и он оставит меня в покое.
Но игра ему так и не наскучила.
Я всё чаще стала его замечать… замечать повсюду. В театрах, ресторанах, на светских приёмах, праздниках и даже на улице. Казалось, он преследует меня, следит за мной. Нужно было рассказать… но я продолжала молчать. Боялась за Кристофера, ну или что моё заявление прозвучит глупо: чтобы первый после короля лорд Хальдора увивался за какой-то сопливой девчонкой? Бред!
Много же ты мнишь о себе, Лорейн.
А потом Кристофер сделал мне предложение, и мысли о лорде-канцлере отошли на второй план. Всё перестало иметь значение, кроме мужчины, которого я безумно любила и до свадьбы с которым считала дни. Часы, минуты, секунды и даже самые крошечные, быстротечные мгновения.
Жаль, что на свадьбе, которую ждала с таким нетерпением, случилась самая страшная в моей жизни трагедия…
Встрепенувшись, с трудом отогнав от себя воспоминания о сумрачном прошлом, я вернулась к исповеди отца.
Это благодаря ему я получил приглашение в инвернейльский клуб для джентльменов «Ночные волки». Ты ведь знаешь, как я мечтал, чтобы высшее общество Хальдора наконец приняло меня как равного. Я стремился стать одним из них. Надеялся и ждал. Я устал чувствовать себя изгоем, ловить на себе пренебрежительные взгляды, замечать снисходительные улыбки.
Приглашение Холланда я расценил как билет в новую жизнь. В клубе я увлёкся азартными играми, пристрастился к картам и крепким напиткам. Потерял голову… Сначала выигрывал, первые вечера, первые недели. А потом что-то пошло не так… Удача оставила меня, и в один из вечеров я проиграл всё. Холланду. Наш дом, наше семейное дело. То, ради чего жил я, и чем дышала ты.
Сказать, что я была шокирована, — это ничего не сказать. Если бы в банке вдруг начался пожар и всё здесь занялось пламенем, я бы и то так не задыхалась. От страха, от едкого, ядовитого дыма признаний.
Проиграл? Дело своей жизни? Монтруар? Моё наследие, мой мир… Всю мою жизнь!
Следующую страницу я читала, жадно проглатывая фразу за фразой. Чувствуя, как меня начинает трясти, как чувства душат изнутри.
Сайрес «великодушно» предложил мне отыграться. Я был в отчаянье, а может, слишком пьян или… Не знаю, что тогда на меня нашло, но я согласился. Принял его условие: Холланд пожелал тебя.
И я тебя проиграл.
Мне больше нечего было ему предложить. Только свою жизнь. Холланд поставил на мне долговую метку, велев привести тебя к нему накануне свадьбы. Он требовал одну ночь с тобой и твою невинность. В противном случае грозился забрать первоначальный долг, а с ним и мою жизнь.
Он запретил называть его имя кому бы то ни было, как и рассказывать обо всём, что произошло в тот вечер в стенах клуба — тогда бы сработала долговая метка, и я бы умер мгновенно. Единственное, что я мог и должен был рассказать по приказу этого чудовища, — это поставить перед фактом Грейстоков: ты лишишься невинности до свадьбы.
Лорд Джеремайя пришёл в ярость и всё требовал от меня раскрыть личность мерзавца, посягнувшего на тебя, но я молчал. Кристофер, как ни странно, повёл себя сдержаннее отца, ни в чём меня не упрекал, ни разу не повысил голос во время нашего разговора. Но я до сих пор, даже сейчас, много лет спустя, помню его полный презрения взгляд. Он попросил устроить ему встречу с тем, кому я тебя фактически продал, и я это сделал.
Не знаю, о чём они говорили — Грейсток не стал мне ничего объяснять. Лишь сказал, что всё уладил, и мы не потеряем ни наши капиталы, ни Монтруар. Я сохраню себе жизнь, а ты — невинность.
Я облегчённо выдохнул, обрадовался, решил, что Кристоферу каким-то невероятным образом удалось откупиться. А потом случился этот кошмар на свадьбе, и я понял, какое условие поставил ему Сайрес. Не знаю почему он так стремился заставить тебя страдать.
Всех нас.
На мне осталась его метка — она служила Холланду зароком, что я буду молчать. И не сошла даже после его смерти, поэтому я не могу ничего тебе рассказать. Да мне и не хватит сил говорить о таком, глядя тебе в глаза.
Я рискую даже сейчас, ведь если кто-то прочтёт это признание, пока я буду жив, вероятнее всего, я сразу покину этот мир. Кристофер тоже молчит, я уже давно его не видел. Могу только предположить, что он, как и я, связан клятвой.
Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить. Не знаю, хватит мне смелости отдать ключ от ячейки Ришу, или я выброшу его, а может, только закончив это письмо, сразу его сожгу.
Ты ведь успокоилась, снова начала жить. На тебя обращают внимание многие мужчины, и уверен, однажды ты составишь достойную партию какому-нибудь благородному господину. У тебя есть то, что ты так любишь, — наследие Ариас. Оно помогло тебе выжить тогда, поможет и в любую другую трудную минуту твоей жизни.
Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо знал. Я же оказался слишком слаб и беззащитен перед коварством судьбы.
Прости меня, если сможешь, Лорейн.
Прости своего неразумного отца.
Сложив листок вчетверо, я положила его в конверт. Бережно разгладила загнутый уголок, ещё раз вчиталась в короткую фразу «Моей единственной дочери Лорейн», рассеянно обвела её пальцами, повторяя каждый завиток. А потом бросила исповедь отца в огонь.
Поднялась, оправила юбку и вышла с одной единственной мыслью: «А ведь он так и не отдал ключ Ришу».
Прямиком из банка я отправилась в гостиницу. Просто была не в состоянии сейчас встречаться с Найманом и разгадывать ещё одну тайну. Хватит с меня уже одной разгаданной…
