Как и положено хозяйке, Хемелинка решила открыть бал. Выбрав партнером по кнёлезу моего супруга, однако. Мог ли Фларимон отказаться? Думать не хочу об этом, по всё тем же причинам, о которых говорила раньше. Причем принц не посрамил честь подданного Фелитии, с блеском исполняя все повороты и дорожки. Дядя Мий, смущенно глянув в мою сторону, предложил руку госпоже-леди Сирин Благочестивой. Отказаться было недостойно благородной дамы, хотя старинная смесь полонеза и хоровода не вызывала бурной радости. Возможно, будь партнером Сирин молодой барон Малеферс, то кто знает, какие повороты показала бы девушка. Кимиэль молчком цапнула Эфиана за руку и потащила в центр зала, дабы присоединиться к танцующим. Показать недовольство было для эльфа ниже его достоинства, и потому на его лице прочно держалось обреченно-надменное выражение.
Испугано переглянувшись, Жармю и Южей одновременно шагнули за мое кресло, словно прячась, и довольно пожали друг другу руки. А мне что с ними делать? На миг в голове появилась картинка, как эти двое носятся по зале с моим креслом, выводя все нужные пируэты и шаги. Но мысль о последствиях оного безобразия — меня и укачать может! — быстро свела радость и ехидство на нет. Собственно, желания танцевать и у остальных гостей не оказалось, а вот на кресло мое слишком подозрительно смотрели. Сами что ли спрятаться там хотели?
К чести Фларимона, надо сказать, что, торжественно проводив княженку к отцу, столь же торжественным шагом он… подошел ко мне. Поскольку Жармю клещом вцепился в кольцо на спинке кресла, покинуть укрытие пришлось Южею. И как бы жалобно он не смотрел, принцы остались неумолимы, в том смысле, что местом делиться не желали. Меня почему-то в расчет не брали, даже не интересуясь мнением. Больше Фларимон ни с кем не танцевал, упорно держась позади кресла. И как бесполезны были жалостливые взгляды княжича, столь же безответными оказались все попытки княженки увлечь принцев хотя бы в хоровод. Фларимон лишь вежливо улыбался, ничего не обещая, а Жармю делал вид, будто не замечает ее.
Честно говоря, я немного сомневалась в чувствах Сирин: столь легко открыть в себе привязанность (со слов Благочестивой — это великая любовь, не меньше) к человеку, от которого столь же легко бегала? А потому опасалась всяческих неожиданностей и не совсем приятных сюрпризов. Но Сирин, похоже, решила все-таки забыть Жармю, полностью сосредоточив внимание на женихе: все танцы только с ним, все разговоры лишь о нем, все взгляды лишь ему. Что ж, уголек в костре всяко теплее звездочки в небесах. Всевышний в помощь! Да и не мне ее осуждать: самой бы в своей жизни разобраться.
Гости танцевали и танцевали, порою с ненавистью глядя на музыкантов, с невероятным усердием терзающих лютни, скрипки и рожки — хорошо хоть не торупилли. И только княженка с не меньшим усердием порхала по залу. И если бы не постоянные препирания между эльфами, со скуки можно было бы и заснуть, а стоя спать вообще-то неудобно. Это я о том, что ближе к середине бала мы едва ли не всей дружной компанией перебрались поближе к окнам: и воздух свежий, и людей поменьше, и от центра залы подальше. Хотя со стороны все выглядело пристойно — в противном случае вокруг бы собралась немалая толпа желающих узнать подробности отношений высокородных эльфов. О ком я говорю? О будущей Повелительнице Кимиэль и будущем Мудрейшем Эфиане. Все-таки истории папа оказались правдой: первым помощником Повелителя является Мудрейший — ближайший советник, немного наставник, чуть-чуть совесть и определенно друг. Эфиан как раз и происходил из того самого рода Мудрейших, тех, кто помнит бывшее до них, тех, кто обретает знание с рождения, знание, передаваемое кровью. Почти как у пиктоли, не правда ли?
Пользуясь не то правами, не то положением, Эфиан нудно и упорно отчитывал Кими, мол, доколе наследница Повелителя будет вести себя неподобающим образом. Кимиэль всего лишь превратила огромные банты на туфлях одного настырного гостя — настырность была пропорциональна его габаритам, немалым, между прочим, — в жаб, и не по причине личной неприязни или баловства, просто он слишком уж приставать начал. Нотация по поводу, да и без оного, длилась не менее получаса. И хотя в речи эльфа встречались довольно интересные выражения и необычные обороты, раздражение овладело не только будущей Повелительницей, но даже Жармю: младший принц постепенно примеривался к тяжелому подсвечнику, так удачно расположившемуся вблизи от Эфиана.
Как и следовало ожидать, первой не выдержала сама Кими.
— Не будет ли любезный господин Эфиан сын Лэриель из рода Мудрейших объяснить разницу между превращением бантов, даже не туфлей, в жаб и удлинением носа баронессы как-ее-там-не-помню? — приторно-вежливым тоном поинтересовалась эльфийка.
Эфиан замер на полуслове.
— Она… ко мне приставала, — наконец, пробурчал он, оправдываясь.
— Ах, она приставала к вам, — притворно сокрушалась Кимиэль. — Ох, бедняжечка, страстотерпец… А ложкой по лбу не пристать?! — мгновенно взвилась девушка.
И понеслось… Уж поверьте: интересных выражений и необычных оборотов в речи будущей повелительницы было не меньше. А уж чего стоили "зашпаклеванный сапог", "потолочный бухарь" и "шелудивый ярмарок" — не передать. Видимо, сии оригинальные словосочетания имели под собой реальную основу, причем именно в отношении Эфиана и его жизни. Но уточнять с одной стороны страшно (еще попадет от эльфа), с другой — перебить «нравоучение» невозможно (даже Эфиан только рот раскрывает, но и звука произнести не может).
— Ты на себя посмотри! — сумев таки вклиниться в монолог, возмутился нравоучением Эфиан, гневно тыча пальцем в Кимиэль. — Наследница престола, а носишься не пойми где, неизвестно с кем! Пора бы занять свое место!
— Нет, ну кто бы говорил?! — покачала головой эльфийка. — Сам ведь сколько времени от дяди бегаешь.
— Я не бегаю, а познаю мир, — обиженно буркнул эльф, насупившись, словно дитё малое.
Значит, правду Кимиэль говорит.
— Вот и я познаю мир, — не осталась в долгу Кими. — Хм, кстати… Я тут подумала…
— Что еще? — Эфиан принял трагическую позу, подняв глаза к небесам, но вышло так, будто он фрески на потолке разглядывает.
— Я займу трон, ты — место Мудрейшего, значит, мы будет на Совете каждый день видеться! — радости от этого вывода у Кимиэль было сверх меры.
Эфиан вздрогнул, ошарашено глянул на эльфийку, судорожно вздохнул и рухнул в обморок — Жармю едва успел подхватить друга.
— Наглядная иллюстрация народной мудрости, — обреченно выдохнул Фларимон.
— Это какой? — шепотом поинтересовалась я, справедливо опасаясь, что пока основной противник в отключке, Кими и за меня приняться может, так, в целях профилактики.
— Милые бранятся — только тешатся.
— А-а… У них всегда так?
— Сколько их знаю, — ответил Фларимон и, упреждая мой вопрос, добавил — По эльфийским меркам знаком я с ними совсем ничего, а по людским немало — семь лет.
Действительно, немало. И каждый раз они так? Хм, и не устали же.
