Вот и подходит мое путешествие с обозом к концу. Даже жалко немного расставаться с Аггеей-наседкой, Голованей-додельником, Фейлом-менестрелем, даже с Пафнутьей-врединой. Но нет, мой путь иной, меня в других местах ждут. Еще с вечера я попрощалась с Голованей и его семьей. Аггея только раз заикнулась о поездке с ними, но, наткнувшись на мой решительный взгляд (очень надеюсь, что взгляд был решительный, а не как у больной на голову), умолкла. Голованя повздыхал, попытался дать несколько полезных советов, но поскольку в городе он не жил, знал мало, в итоге махнул на это дело рукой. Ночью, когда все улеглись, Аггея подползла ко мне (народ решил спать на земле, устроив большие лежанки из еловых лап) и, тихо шепча что-то вроде напутствия перед очередными проблемами, отдала монету.
— Э… Аггея… Возьмите ее себе, — неожиданно выдала я.
— Что ты! Эредет, тебе в городе жизнь устраивать надо, а там чай не в деревне, дорого все!
— Нет, нет, Аггея, я так решила. Ведь вы меня приняли в обоз, кормили, поили, ночлегом делились. Я и вправду должна за проезд!
— Да кто ж платит целую золотую монету за несколько дней пути?! — всплеснула руками женщина, от удивления повысив голос.
По счастью никто не проснулся, а часовой был от нас далеко. Только Пафнутья, словно носом почуяла, завертелась на своей лежанке, но вскоре и она успокоилась, мерно захрапев.
— С ума сошла, девонька! — шепотом возмутилась Аггея. — На что ты жить будешь? Возьми монету!
— Аггея… я… это бруйсьский золотой, старенький правда, но уж какой есть. За него вам в любом месте не меньше пятидесяти бруйсьских серебряных или сорока фелитийских серебряников дадут. Поверьте на слово, я… от родителей об этом слышала. А мне… они…
— Нужны! Ведь даже за вход в город плату берут! И не спорь!
— А… сколько за вход берут?
— Ну… не то пять, не то семь медяников. Мужики как-то говорили, когда ярмонку тамошнюю обсуждали.
Хм, размер платы, наверное, зависит от дня — ярмарка или будний день, да и от внешнего вида входящего. Ну, по моему внешнему виду больше двух медяников не возьмут, да и их много. И это после всех стараний, как моих, так и Вусалы! Мда, тряпье оно и есть тряпье! Да другого пока нет.
— Аггея, а вы… дайте мне с десяток медяников, а себе оставьте золотой! На вход мне хватит, а дальше… Хочу начать все с нового листа, знать судьба у меня такая!
Всевышний, что я несу? У меня же полный пояс золота. Но не могу я рассказать о нем. Не потому, что делиться не хочу — не надо им знать, что я пиктоли. Хватит и тех, кто уже в курсе.
Мы еще полночи спорили таким вот образом с женой Головани, но мне удалось выиграть спор. Махнув на меня рукой и бормоча что-то о безголовых девках, выскакивающих по молодости замуж, а потом еще во всякие глупости ввязывающихся, Аггея уползла на свое место. Рано утром, когда только-только объявили подъем, она вручила мне десять медяников, как я и просила. Было немного горько, сама не знаю от чего, и смешно — разменять один золотой на десять медяников. Хватит, я сама так решила, сама и разбираться буду с последствиями (а куда ж от них деться?).
Остановившись у развилки, Голованя спрыгнул с первой повозки, подошел и помог спуститься мне, хотя сложностей со сходом у меня не было, но… Закинув на плечо привычную юбку-суму, на сей раз полную еды — Аггея натолкала туда каравай, вяленого мяса, сушеных яблок и груш (за это ей поясной поклон, не меньше!), да полную флягу воды (новую, а не ту, что у меня была), я сделала пару шагов в сторону шильды с выведенной большими буквами надписью «Мальбург». Потом остановилась и повернулась в сторону обоза. Все как будто ждали чего-то. Вспомнив, как староста Солонцов кланялся папа, когда приходил его просить о чем-то значительном, я согнулась в пояс, выпрямилась и, вытирая нежданно набежавшие слезы, громко (насколько смогла) выдала:
— Доброго пути, скатертью дорога!
— И тебе! — отозвался дружный хор голосов. — И тебе…
Обоз неторопливо покатил дальше. Словно прощаясь, с первой повозки донеслась песня. Тонкий детский голос несмело выводил мелодию:
— Всевышний дал мне путь
И должен я его пройти-и-и.
К нему присоединился густой мужской бас:
— Пусть будет радость, будет грусть.
Сумею все перенести-и-и.
Доброго пути, вам, странники, ищущие лучшей доли. А мой путь лежит в Мальбург, до которого, судя по указателю, осталась пара лиг.
Глава 3
Стены Мальбурга надменно возвышались над путниками, жаждущими пройти, проехать, протолкаться в город. Доблестная стража взимала плату по три медяника с носу ходячего, по семь с едущего на четырех ногах лошади или осла (высота ног не имела никакого значения), а если имелись колеса, то все десять. Мне повезло, что в город пришла будним днем: в выходные да ярмарочные ставки поднимались вдвое, а иногда и втрое. Причем Квазька-копийщик все норовил стребовать дополнительный пяток монет за обслуживание, мол, мы вас пропускаем, ворота открываем, так что платите. А Шинир — рябой мужик с секирой привередничал и старые медяники не принимал. Все эти подробности, как и многое другое, я узнала из разговоров таких же стоящих в очереди в ожидании своего часа для прохода в город. Стражники работали без огонька, а потому вереница пеших, всадников и на телегах уменьшалась медленно. Нет, я не буду нервничать по этому поводу. И так есть над чем помучиться. Непонятно? Ну, во-первых, мой внешний вид: люди, конечно, всякие бывают, может и не обратят внимания на мой наряд, но до бесконечности так продолжаться не может. Поэтому необходимо поскорей нагрянуть в лавку портного. Во-вторых, причем это более важно — надо что-то делать с золотом, а то из-за соли на языке я просто извелась. Да и не стоит носить с собой такое богатство. Монеты можно оставить, а вот самородки подлежат обязательному обмену: в оплату их не предъявишь, лишний вес создают, а уж соблазн их украсть слишком велик. В-третьих, нужно в срочном порядке послать весточку родителям, даже не письмо, а маленькую записку: "Жива, здорова, еду домой" — все прочее будет лишним и только напугает их. Хотя куда дальше их пугать не представляю: почти два месяца я в «гостях», а новостей от меня… В-четвертых, пятых и так далее сводится к одному — дороге домой. Столько важных вопросов надо решить по этому поводу, а уж мелочей…
Пока размышляла над своими проблемами, хвала Всевышнему, подошла моя очередь. Как и с остальных, с меня взяли положенные три медяника (интересно, на что они тратятся?), ровным счетом ничего не сказав про внешний вид и не поинтересовавшись целью путешествия. Но тут мне действительно повезло — впереди чинно шествовала колоритная парочка: она — высокая, как колокольня, пышная, словно сдобное тесто, с зычным голосом, будто труба в Последний День; он — маленький, как воробушек, худенький, словно год ничего серьезней маковой росинки не ел, но с такой любовью и обожанием в глазах к своей женушке, что многие женщины в очереди тихо, а кто и громко позавидовали новобрачной. Стражники отвлеклись на молодоженов, и пока они смеялись над шуточкой Квазьки-копийщика явно скабрезного содержания, мне удалось прошмыгнуть в ворота. Здравствуй, славный город Мальбург.
