Глава 11
Блеск и нищета новояза
Наступило время поговорить об авторке и сестрах ее комментаторке и докторке. О тех появившихся несколько лет назад и уже проникших в ряд СМИ единицах, которые привлекают больше всего внимания и вызывают больше всего отторжения. Им посвятила несколько неодобрительных постов и интервью писательница Татьяна Толстая: “Нет слова «авторка» в русском языке и, надеюсь, не будет. Противоестественно. Оно звучит как слово из какого-то другого параллельно славянского языка”.
Словообразование – дыхание или общественный договор?
В инициированной Татьяной Толстой дискуссии одна из защитниц слова возразила: “Но ведь язык – это общественный договор!” Мол, как договоримся, так и будем говорить.
На самом деле нет – если под договором понимать сколько-то осознанное поведение. Почти все, что есть в языке, и в частности лексика, словарь, – вовсе не предмет договора, а результат бессознательного естественного отбора говорящими единиц, что наилучшим способом удовлетворяют их коммуникативные потребности (тоже, как правило, неосознанные), – потребности в удобстве произношения, понятности, выразительности и т. п.
• Предметом договора в обычном, бытовом смысле, во всяком случае, признания и осознания, можно считать, например, правила пунктуации – или же правила приличного речевого поведения, соблюдение запрета на использование тех или иных слов “при дамах”. Словообразовательный уровень языка, как правило, не рефлексируется, примеров чему здесь приводилось немало. Нынешняя общественная рефлексия по поводу новых идеологических феминитивов на -ка – редкий случай. Можно сказать, прекрасный повод узнать больше о нашем восприятии этого уровня.
Итак, как же восприняли носители русского языка то, что другие носители языка начали массово употреблять феминитивы, которых раньше в русском языке не существовало, и даже созданные по отсутствовавшей модели?
Основных претензий две: 1) “от них мне больно” 2) “они унизительны”. У кого что. У кого-то – обе.
На вкус как стружка
“Мне больно от такого количества искусственно созданных феминитивов. Да, я считаю, что они удивительно уродливы”.
“Авторка – да, вот я авторка, хых. На вкус как стружка. И на ощупь как кора”.
“Поперек горла слово встает”.
“Ну это как гвоздем по стеклу или пенопласт потискать – кому-то пофиг, а кто-то может и убить”.
“Уничижительными не кажутся, именно что коробит от этих слов”.
• Частый аргумент в спорах – да это просто новые слова, к ним просто надо привыкнуть, так всегда бывает. Но это не так!
Привыкать специально надо к неестественному, как к зубным протезам. К новым естественным образованиям практически не привыкают. Они могут поначалу забавлять, останавливать внимание, как тот же ждун, но не вызывать поистине физиологический дискомфорт. И даже окказионализмы типа мордонабивательница (реальный) так же естественны, как учительница, писательница и т. п. Морфонологически правильное воспринимается сразу как правильное, языковое сознание даже не фиксирует его в качестве нового. Какие-нибудь айфончик или марсианка никогда не воспринимались как ненормальные новые слова, потому что они морфонологически правильные.
От чего же зависит восприятие и суффикса, и слова в целом как нормального или жутко сводящего горло?
• Мы уже знаем, что есть такие словообразовательные модели. Фактически – словообразовательные привычки. То, как мы привыкли делать слова, сами того не осознавая. В данном случае – подбирать суффикс к основе. За привычками стоит некий известный нам невидимый корпус слов с одинаковым словообразовательным значением, в котором однотипные основы сочетаются с определенными суффиксами. Мы подсознательно ориентируемся на эти образцы, на уже сделанные слова. Например, при образовании уменьшительных форм.
Вот ряды слов с созданными когда-то и вращающимися в речи уменьшительными дериватами:
телефон – телефончик, лимон – лимончик, стакан – стаканчик;
паровоз – паровозик, матрос – матросик, вопрос – вопросик;
снеговик – снеговичок, мужик – мужичок;
компот – компотик, билет – билетик, велосипед – велосипедик.
Теперь, если нам надо образовать уменьшительное от нового слова, например бензовоз, айфон, пуховик, мы бессознательно относим его к одному из классов и используем суффикс, который обслуживает этот класс: -чик, -ик, -ок – бензовозик, айфончик, пуховичок. Представьте, что будет, если поменять суффиксы. Если кто-то, например программа, напишет айфоник или пуховикчик, мы или вообще ничего не поймем, или у нас сведет горло.
Как это связано с нашим случаем? Что такого неправильного
[39] в сочетании основ с суффиксом -ка в словах авторка, комментаторка, лифтёрка, бухгалтерка, блогерка, библиотекарка, кассирка, лекторка, лидерка? Ну, помимо того, что они зачем-то заменяют имеющиеся слова…
В русском языке есть старые нормальные феминитивы на -ка от основ, кончающихся на -ер, и подобные финали! Мы их вспоминали. Пионерка, революционерка, пенсионерка, танцорка, волонтёрка, знаха́рка, санитарка, коммунарка… Чем они отличаются от авторки?
Этого мы тоже касались. Отличие – в ударении слов, от которых они произошли. Если финаль -ор, -ер, -ар ударна, как в пионер и санитар, то одни феминитивы от таких слов образуются с -ка, другие с -ша. Так исторически сложилось. С одной стороны, пионерка, танцорка и санитарка, с другой – кассирша, маникюрша, партнёрша, бригадирша, секретарша, миллиардерша, гипнотизёрша, командирша, паникёрша. И это не только про финали типа -ер. Помните, в прошлых столетиях мы наблюдали конкуренцию форм типа музыкантка – музыкантша, магнетизёрка – магнетизёрша, гувернантка – гувернан(т)ша, комедиан(т)ка – комедианша, президентка – президентша, агрономка – агрономша. Из пары слов потом оставалось одно (если оставалось). Разнобой тут сложился исторически.
Ну а от основ с безударными финалями до эпохи идеологических феминитивов дериваты женскости на -ка в русском языке просто не образовывались! И это тоже исторически сложилось. Потому что безударные финали исконно русских основ -тель, -ец, -ник, -щик, -чик. Каждому из этих случаев соответствовал строго определенный суффикс -ница, -ица, -щица, -чица: учительница, стихотворица, мятежница и т. п. А заимствованные основы с безударными финалями чаще всего оканчивались на -ер, -ор, иногда -ан. Доктор, парикмахер, библиотекарь, мичман… И феминитивы от них, будь то обозначения жен или деятельниц, образовывались только с суффиксом -ша, начиная с докторша, гофмейстерша, малерша, продолжая словами авторша, парикмахерша, библиотекарша, авиаторша, кондукторша, нэпманша, организаторша, экзаменаторша и – уже в наши дни – блогерша, риелторша, биохакерша, фикрайтерша, руферша, геймерша и ещё бог знает чем. Плюс два слова на -ица: допетровское мастерица и фельдшерица XIX века. Плюс несколько заимствований – на -иса: директриса, инспектриса, редактриса. И ноль на -ка.
