Ветер неспешно обрывал листву. Осень вступила в свои права. Зима приходит в эти края резко, неожиданно. Только что не было ничего, а ночью вдруг выпадает снег…
Мрия первой нарушила молчание. Уронила на землю уменьшившуюся до половины палочку, тщательно затушила ее ботинком и резко кивнула:
— Пойдемте.
— Куда? — не понял эльф.
Мрия пожала плечами.
— Я так понимаю, ваша проблема в том, что вы не можете понять, почему у дриад все не так, как у эльфов? Пойдемте, я все объясню.
Где-то в вышине перемигивались редкие светлячки.
Женщина привела его к уже знакомому дереву-гиганту. Тому самому, с которым было связано «рождение новой жизни». Провела ладонью по шершавому стволу, и тот, подчиняясь ласковым прикосновениям, шевельнул ветвями, словно зеленый великан, пробуждающийся ото сна.
Через мгновение вдоль ствола прошла трещина… Дерево раскрылось, как до этого раскрывались виденные ранее эльфом дриадские дома.
— Пойдем, — качнула головой Мрия. — И я все объясню.
И, уже шагнув вслед за женщиной в темноту провала, парень внезапно вспомнил, что дриады не знают, что такое огонь…
За прошедшее время Мяу успел обследовать если не все, то очень и очень многое. Пошнырял между дриадскими домами, покрутился возле сборщиц урожая, посмотрел, что происходит возле дерева-гиганта.
Здесь было настолько интересно, что зверьку не терпелось изучить все и всех. Он тщательно скрывался от шныряющих повсюду дриад, умудряясь при этом исследовать местность. Двигался заглот по спирали, чтобы ничего не пропустить, а потому к исходу третьего дня уже выбрался за пределы дриадского селения.
Осмотревшись вокруг, пушистое создание уже собиралось отправиться искать свою двуногую подопечную — столько ведь не виделись, когда внимание привлекла какая-то дыра в земле. Когда-то она была больших размеров, но сейчас ее почти полностью прикрывала заржавевшая крышка.
Зверек на миг замер, размышляя, стоит ли туда лезть, но потом вспомнил, сколько интересного он нашел в предыдущем подземелье… И, вытянувшись в тонкую длинную змейку, решительно скользнул вниз.
Этим утром Летисия позволила себе поспать чуть подольше. Проснулась, когда солнце стояло высоко. Наспех умылась, оделась, привычно заглянула в комнату, где должен был ночевать Элиаш… И замерла, удивленно глядя на пустую кровать.
— Мам, а он что, уже проснулся?
— Кто? — осторожно уточнила из-за ее плеча Дольшери, расставлявшая на столе тарелки.
— Элиаш.
— Понимаешь…
Что-то в голосе женщины дриаде совершенно не понравилось. Девушка резко обернулась:
— Что?
— Он… он действительно вчера тебе ничего не сказал?
— Сказал что?
— Он ушел сегодня на рассвете.
Ушел. На рассвете. И ничего не сказал.
Летти плакала, совершенно не стесняясь. Казалось бы, и так знала, что все равно расстанутся, но… Но как он мог? Почему ничего не сказал?
Мать гладила ее по голове, пытаясь хоть как-то смягчить сказанное, а девушка все не успокаивалась:
— Почему он ушел? Почему ничего не сказал?..
— Н-не знаю… Честно, не знаю. Он сегодня утром был таким… нервным, взволнованным… — Дольшери с трудом подбирала слова. Морщилась, как от боли. Будто каждое слово физически царапало, било ее саму. — Попрощался со мной… Я одна была… И ушел…
— Но как он мог?!
Все следующие дни Летисия была сама не своя. Молчала, упрямо сверля взглядом землю. Когда от нее все-таки начинали требовать сказать хоть что-то — отвечала невпопад. Девушка побледнела, осунулась…
Ее матери решили, что пора брать дело в свои руки. Как-то вечером, когда Летти сидела, уставившись взглядом в стену, мрачно ковыряя пальцем стол, к дочери подсела Живка:
— Летти, девочка, не стоит так переживать. Ни один эльф того не стоит.
— Да, конечно, — вяло согласилась дриада, опуская глаза.
— Летти, ты же просто себе места не находишь! Ну нельзя же так!
— Да, конечно.
Женщины пошушукались, Живка решительно встала из-за стола и вышла из дома:
— Я скоро вернусь.
Ее не было долго. Впрочем, заметили это лишь Дольшери да пришедшие к заскучавшей девушке вторая мама Лидия и третья мама Тодора. Самой Летисии было совершенно безразлично, что происходит и кто в этом виноват.
Вернувшись, радостная Живка опустилась на стул рядом с Летисией и весело сообщила:
— Так, все. Прекращаем истерику и берем себя в руки. Завтра вечером у тебя родится ребенок.
— Да, коне… Что?! — Потрясению дриады не было предела. Она даже забыла о душевных страданиях.
— Завтра вечером у тебя родится ребенок, — четко выговаривая слова, повторила Живка. — Я обо всем договорилась.
— Но… Мне же еще рано… Обычно после восемнадцати…
— Я знаю, — повела плечами женщина. — Я еле Мрию уговорила, что тебе это нужно. Ты же сейчас просто съешь себя! А будет ребенок, займешься им и думать забудешь про этого эльфа.
— А… От кого ребенок будет? — на всякий случай поинтересовалась Летти, сама не заметившая, как ее тоска начала куда-то пропадать.
— Ой, да какая тебе разница! — поморщилась молчавшая до этого времени Тодора — полноватая смешливая женщина. — Даже если от той же Милли. Одной семьей необязательно жить. Воспитывать, если вдруг что, и сама сможешь. А нет, так мы поможем.
— Конечно! — хором пропели Живка и Лидия.
А Дольшери побледнела как смерть и не проронила ни слова. А потом и вовсе жалобно всхлипнула, прижала пальцы к вискам и выскочила из комнаты.
— Что это с ней? — недоумевающе прищурилась Тодора.
Лидия только скривилась:
— Не обращай внимания на эту мужичку. Небось опять заявит, что голова разболелась. Как ты ее вообще терпишь, Живка?
Женщина вместо ответа печально усмехнулась и отвела взгляд.
Летисия впервые за столько дней чувствовала холод. Тонкое белое платье совершенно не держало тепло. Вышитый золотом пояс, перехватывающий балахон прямо под грудью, больно впивался в кожу, а остывшая к вечеру земля неприятно холодила пятки. Идти приходилось босиком, а потому девушка полностью закоченела.
Вдобавок все было неправильно. Да, в вышине горели огоньки. Да, перемигивались молнии. Да, дриада неспешно шла к увитому пируном дереву, но… Все было неправильно Летисия не ощущала никакого воодушевления. В душе ее все было спокойно, ровно и… мертво.
Дриада упрямо мотнула головой, огляделась по сторонам, высматривая тех, кто должен вместе с ней дать рождение новой жизни, никого не увидела и решительно пошла вперед, пытаясь пробудить в душе глубоко спящее сейчас чувство радости. Безуспешно. Сон явно был летаргическим, безо всякого намека на пробуждение.
