Незнакомое обращение заставило ее остановиться. Но что еще она должна была написать? Дорогие мама и папа, это Лина. Вам нельзя ни в коем случае… Грифель сломался, настолько сильно она сжимала карандаш. Лина начала искать другой пишущий предмет, когда до нее донесся странный гул. Как только она шевелилась, шум начинался, останавливалась – затихал.
Привычным взглядом Лина осмотрела окружение в поисках предательских точек света. Хорошо скрытый между кольцами занавеса, угрожающе поблескивал черный глаз камеры. Ей не послышалось: точно так же звучали датчики движения, контролирующие широко разветвленный коридор «Сити-бокса». Лина подхватила свой детский телефон и метким броском швырнула его в сторону стены. Камера грохнулась на пол и с грохотом потянула за собой искусно спрятанный за занавеской кабель. Шнур побежал вдоль оконной рамы на улицу. Лина выбежала наружу в сад и проследовала по шнуру вдоль стенки, украшенной розами и покрытой снегом клумбы в сторону соседнего участка.
С любопытством Лина перелезла через низкий деревянный забор. На заброшенном клочке бурой земли, которую не было видно с дороги сквозь густые кусты, припарковался пустой фургон с прицепом. И тут кабель кончился. Осторожно приблизилась Лина к перевозному жилищу. Колеса лежали плашмя, штукатурка осыпалась с фасада, на темных оконных стеклах образовался иней. Перед трейлером лежали наготове дрова и топор, свежие стружки и щепки выдавали постоянного посетителя – или даже жильца? Одинокий след в безупречно белом снежном покрове вел от фургона. Лина осторожно ступала по старым следам. На цыпочках она поднялась по обледенелым металлическим ступеням. Возможность была благоприятной, удача – на ее стороне. Дверь была не заперта.
Свет от бесчисленных мониторов залил комнату рассеянным синим светом. Гул, гудение и жужжание раздавались в воздухе, порожденные вентиляторами старых компьютеров и звоном дребезжащих стекол, дрожащих от сырости и холода. На экранах мерцали картинки из заброшенной квартиры Реи и Томаса. Отсюда контролировался каждый уголок квартиры.
Пахло несвежим воздухом, потом и холодным кофе. Все в этом секретном командном центре напоминало будку сторожа «Сити-бокса»: энергетические напитки Battery, эргономичный офисный стул, большая упаковка мятных конфет, дозатор с антибактериальным кремом для рук – даже терпкий запах, висевший в воздухе. Над рабочим столом висела знакомая фотография Гарри Кинга и Томаса. Именная гандбольная футболка, висевшая над стулом, развеяла последние сомнения. Лина попала в логово льва: здесь обитал Гарри Кинг. Стены раскрыли ужасающую степень его одержимости. Рядом с рукописными заметками, распечатками исторических документов и газетными статьями висели десятки фотографий Реи. Особенно увеличенные, изображающие ее запястье и хронометр. Рядом с ними были прикреплены чертежи устройства, испещренные множеством вопросительных знаков. Кинг прилагал огромные усилия, чтобы разгадать тайну путешественников во времени. Повсюду тикали часы: дорожные будильники, настольные часы, стоящие экземпляры, а также несметное количество карманных и наручных часов. Справа от фургона прислонился кривобокий стол, который, наверное, когда-то принадлежал часовщику. Хаос из инструментов, незаконченных хронометров, резьбы, винтов, шестеренок, пружин (некоторые детали настолько крошечные, что их приходилось использовать с помощью лупы) свидетельствовал о бесчисленных неудачных попытках и неуемном честолюбии. Наброски основывались на фотографиях Реи и древнем коричневом блокноте. На картонной крышке был выбит логотип: стилизованная сова, глаза и тело которой состояли из шестеренок. Указателем служил клюв. Эти глаза она видела раньше, незадолго до того, как в первый раз ворвалась в Невидимый город. Под рисунком стояло написанное от руки старинным почерком имя владельца. Лина подумала, что в беспокойных строчках, ползущих то вверх, то вниз, можно расшифровать имя Кинга. Антикварная тетрадь пахла порошком от моли и пылью. Помимо эскизов часов и резьбы, в нем содержались сведения о продукции часового завода «Клок», снабженные датами. Данные показывали, что тетради было более ста лет. Некоторые страницы были так изрезаны и порваны, что рассыпа́лись под пальцами. Какое отношение имели предки Гарри Кинга к часовому заводу? Известен ли тогда был ему термин «Совиная нора»? В семье госпожи Айзерманн все чаще появлялись большие носы, энергичный подбородок и вьющиеся волосы, в роду Лины – икота, а семья Кинг, видимо, унаследовала одержимость временем и путешествиями во времени.
Страшное подозрение закралось в душу Лины. Неужели Гарри Кинг из своего стеклянного ящика следил не за коридорами и парковкой «Сити-бокса», а за Линой? Работа охранника обеспечивала идеальную маскировку, чтобы приглядывать за девушкой. Невольно ей пришло в голову, как Гарри Кинг смотрел на нее из своего ящика в два часа ночи. Почему он никогда не рассказывал Соне о ее тайных прогулках по коридорам склада? Возможно, он был не против, что она мелькает перед его камерами в «Сити-боксе?» Она содрогнулась при мысли о том, что Гарри наблюдал за ней и подслушивал ее долгие годы.
Голоса зашумели в голове, впервые за несколько дней. «Ты должна убраться отсюда, – пронзительно закричали они. – Убирайся, пока он не вернулся! Оставь это другим».
Лина не слушала никого из них. Скорбь по отсутствующим воспоминаниям о родителях сопровождала ее столько, сколько она себя помнит. Заманчивая перспектива заполнить пустоту в сердце образами победила любой страх.
Лина заняла место на вращающемся стуле перед пультом наблюдения. Семь устройств записывали события в доме Фридрихов целую вечность. Какое устройство принадлежало какой камере? Какая из клавиш выполняла какую функцию? Без разбора она нажимала на кнопки разных устройств, пока внезапно не случилось кое-что. Первые кадры показали пустую и заброшенную кухню. Сколько времени ей оставалось на перемотку и ожидание? Чтобы сэкономить драгоценные минуты, она запустила все имеющиеся записи. Со всех сторон на нее обрушивались изображения семейной жизни, которую она помнила лишь обрывочно. Раздался гул голосов. Лина вздрогнула. Гарри Кинг не пожалел ни затрат, ни усилий на прослушку квартиры семьи Фридрих, так что звук тоже был записан. На одном мониторе готовил Томас, на другом Рея с маленькой Линой баловались в гостиной, на третьем был изображен общий завтрак в постели. Они одновременно смеялись, плакали, играли, а иногда и ругались. Потому что Лина своими новыми детскими ножницами срезала листья у всех растений в горшках или в сотый раз пробежала по кухне в грязных резиновых сапогах. И все это одновременно. Обычная семья, если бы не озабоченные лица родителей, которые по ночам строили какие-то планы.
С помощью нескольких простых шагов Лине удалось снизить звук на остальных проигрывателях. Диалог оставался неслышным. Почему они шептались? В собственных четырех стенах? Подозревали ли они, что за ними наблюдают? Лина почувствовала их страх. Она всегда представляла себе свою родную семью в ярких глянцевых картинках, немного похожих на те, что в пестрой рекламе солнцезащитного крема с завода Веннингера. С каждой картинкой, с каждой сценой родители все больше приобретали очертания, жизнь и реальность. Волна грусти охватила Лину. Больше всего ей хотелось бы залезть в записи.
