– Я тебя умоляю! – хмыкнула Лика. – Деревне просто хватает ума понять, что если ты выберешь архитектора, то у него нет шансов. Что он может тебе предложить? Хату в три комнаты с печным отоплением и огород в тридцать соток? Ну, наверное, в сексе он горяч и необуздан, как настоящий медведь, только ты после этого секса будешь каждый год детей рожать, потому что едва ли где-то в этой глуши можно купить презервативы.
Полина не была ханжой, но этот разговор заставил ее покраснеть даже сквозь банную пунцовость.
– Ой, только не надо строить из себя монашку и отводить глаза, – расхохоталась Лика. – Можно подумать, тебя такие мысли не посещали, глядя на него.
И тут ей возразить было нечего. Посещали. Может, не совсем такими словами, но Полина не могла не отметить, что Степа высок и могуч, руки у него сильные, а взглядом в первые минуты он ее раздевал не хуже остальных мужчин. И дом у него крепкий, и двор в полном порядке, насколько она смогла оценить, проходя мимо. Видно, что хозяин хороший. И хоть Полине, выросшей в городе и не собирающейся переезжать в деревню, вовсе не нужны были его умения рубить дрова и ходить за плугом, а все же древние инстинкты, заложенные в каждой женщине, заставляли оценивать в мужчинах такие качества. Не то чтобы Матвей выглядел белоручкой, но ему истинно мужские навыки продемонстрировать было негде.
И все же Полина предпочитала сторониться Степы, инстинктивно стараясь держаться Матвея и принимая от него помощь, демонстрируя расположение. Такой, как Степа, сильный, уверенный, бескомпромиссный, в ее жизни уже был. Увел из бара, привел к себе домой. Сказал, что она больше не будет петь полуголой на глазах у пьяных мужиков, жаждущих только одного: трахнуть ее в туалете, но не решающихся даже на такую мелочь, как угостить коктейлем. Хотел, чтобы она вообще сидела дома, но Полине удалось отстоять желание петь. Хотя бы на свадьбах.
Такой, как Степа, подавлял ее три года, думал и решал за нее, но Полина не сразу это поняла. Сначала нежилась в лучах заботы, качалась в волнах любви и обожания, пока не начала подозревать, что обожание это патологическое, что вовсе не любит ее такой, как Степа. Что жаждет подавить ее волю, сломать, сделать послушной куклой, которая будет жить не своей, а его жизнью. К тому моменту, как Полина четко это осознала, у нее не осталось подруг, не осталось интересов, почти не было своей жизни. Все, что у нее было, – это чужие свадьбы и жизнь и интересы такого, как Степа. И если бы не эти чужие свадьбы, Полина никогда не решилась бы уйти в никуда. Ведь у нее ничего не осталось.
Несколько месяцев назад, когда она пела в фешенебельном ресторане на очередной свадьбе, до ее слуха донесся отрывок разговора невесты со свидетельницей, из которого она узнала, что свекровь невесты – психотерапевт. Хороший или нет, Полине было неважно. Она подошла к невесте и попросила вместо оплаты за музыку – визит к ее свекрови. Невеста, обрадовавшаяся возможности сэкономить, договорилась о сеансе там же, на свадьбе.
Полине было ужасно стыдно, но что-то внутри нее, какой-то еще не до конца выдернутый таким, как Степа, стержень, заставил пойти на этот сеанс. Заставил поделиться своими переживаниями с чужим человеком. Предать родного, любимого мужа, который любил и заботился о ней. Именно так ощущала это Полина, и именно от этого начал лечить ее психотерапевт.
Вскоре у Полины закончились предоплаченные сеансы, но психотерапевт согласилась вести ее дальше, «в долг». Полина даже смогла собрать вещи и уйти, подать на развод. И тут такой, как Степа, до этого преданно заглядывавший в глаза и убеждавший, что исправится, если только она даст ему шанс, не будет так сильно контролировать ее жизнь, перестанет ее подавлять, превратился в монстра. Вместо просьб о втором шансе – угрозы. Вместо слов любви – пылающая ненависть. Если раньше Полина его любила, то теперь стала бояться. И – странно – уйти, любя, было гораздо проще, чем не вернуться, испугавшись. Психотерапевт велела уехать. Срочно уехать куда-нибудь, утверждая, что если Полина исчезнет, такой, как Степа, рано или поздно смирится. Отпустит. Он пытается ее вернуть, пока знает, что она здесь, рядом. Но если ее не будет, он отпустит. Год – максимальное время, через которое Полина сможет вернуться.
Уезжать было страшно. Уезжать на целый год из привычной, хоть превратившейся в постоянную борьбу, жизни – страшно. Здесь ей все знакомо, здесь она выросла, здесь ее поддерживает психотерапевт. А что будет там, в неизвестности? Не встретится ли на ее пути кто-то хуже? Быть может, такой, как Степа, еще и не самый плохой вариант. Чем ей было так уж невыносимо жить с ним до того, как затеяла развод? Он заботился о ней, дарил подарки, возил отдыхать. А то, что отвадил подруг, так может, даже и лучше? Кто были ее подруги? Такие же певички и танцовщицы, порхающие по жизни как бабочки и ничего не имеющие за душой. Чему они могли научить Полину, что ей дать? А такой, как Степа…
Письмо-приглашение петь на свадьбе в какой-то глуши, куда ходит один поезд в сутки, упало ей на почту очень вовремя. Психотерапевт ухватилась за него, как бездомная собака вгрызается в брошенную кость – не вырвешь, не отберешь. Проще отдать, согласиться. И Полина согласилась. Втайне даже подозревала, что письмо это – дело рук психотерапевта. Что это она нашла ей подработку подальше от дома. Пусть не на год, пусть всего на выходные, но там глядишь – Полина увидит жизнь в другом месте и поймет, что не так это и страшно, она сможет прожить год.
Теперь она, конечно, сомневалась в причастности психотерапевта, потому что едва ли та могла подстроить поездку и для Мирры с Матвеем, и тем более для Лики. Да и Еловое – не то место, где яркая звездочка Полина согласится прожить год. Но все же поездка выпала как нельзя кстати. А вот от Степы, каким бы мужественным и притягательным он ни казался, Полина старалась держаться подальше. Потому и пряталась за спиной Матвея.
– Нет, Степа – это не мое, – сказала она Лике, которая по-прежнему сверлила ее взглядом и ждала ответа.
– Я так и подумала, – удовлетворенно кивнула та. – Деревня такую, как ты, едва ли привлечет. Ну что, побороться с тобой за Матвея или нет? – будто у самой себя спросила она, снова поглаживая свой кулон.
Полина фыркнула и отвернулась.
– Вовсе он не мой, – оскорбленно заявила она.
– Ну, если не твой, не обессудь, – хохотнула Лика, ложась на живот и пряча лицо в руках.
Полине как-то резко расхотелось париться в бане, но уйти сейчас казалось все равно что сбежать с поля боя – мелочно и трусливо. А она не трусиха! Вот только чужой взгляд сменился: из вожделенного стал злым, ненавидящим. От него неприятно кололо в затылке и по спине пробегал холодок, заставляющий ежиться в раскаленном помещении. Полина обхватила себя руками и снова испуганно огляделась. В маленьком окошке, запотевшем от уже остывающего пара, мелькнула тень. Полина резко поднялась и припала к окну, стараясь рассмотреть, кто там, снаружи. Мирра? Но зачем ей подглядывать за ними? Да и едва ли ее взгляд мог быть таким ненавидящим. Может быть, Лика ей и не по душе, но к Полине она вроде бы не испытывала никаких отрицательных чувств.
