Мирра оглянулась на стоящие вокруг фигуры. Она все поняла. Поняла, как они смогли войти к ним в дом. Степа говорил, что разрушить защиту навьи могут лишь в том случае, если в доме их ждут, если хотят, чтобы они вошли. И сейчас Мирра поняла, что они действительно ждали их. Не облекали это желание в слова даже в мыслях, но ждали всю жизнь.
– Отойди от нее! – грозный голос заставил ее вздрогнуть, метнуть фонарем в сторону. Голос Мирра узнала, и сердце, до этого уже успокоившееся, снова забилось сильнее, на этот раз радостно.
Луч фонаря выхватил еще две фигуры, живые фигуры, стремительно приближающиеся по тропинке. В руках Лики был фонарь, Матвей держал в одной руке небольшой мешочек, а другую сжимал в кулак. Должно быть, там была заговоренная соль, о которой как-то упоминал Степа. Соль, способная на время обездвижить навью.
– Матвей, нет! – успела крикнуть Мирра за мгновение до того, как он осыпал бы солью стоящую перед ней навью.
Та тоже обернулась, закрылась рукой, но ее, конечно же, это не спасло бы. Матвей замер на секунду, но этого времени хватило Мирре, чтобы продолжить:
– Они не причинят нам вреда! Это наши мамы! – слово прозвучало на языке чужеродно, сразу стало понятно, что Мирра никогда раньше не произносила его. По крайней мере, никогда оно не было адресовано конкретному существу. – Это наши мамы, – повторила она тише и спокойнее, пробуя слово на вкус, перекатывая его на языке.
Матвей остановился, медленно опустил руку. Подошел ближе и все-таки чуть отодвинул ее плечом от навьи, но поверил, что та действительно не причинит ей вреда. Еще одна, стоявшая ближе всех, вышла вперед.
– Мы пришли помочь, – тихо прошелестела она, протягивая к Матвею руку.
Мирра догадалась, что это его мама. Навьи не видят их, поэтому хотят коснуться. Матвей ошеломленно смотрел на нее, ничего не говоря. Мирра не видела его лица, но почти не сомневалась в том, что глаза тоже полны слез. Рыжая, которая несколько часов назад вопила, что не имеет никакого отношения к женщине, сделавшей за нее выбор, всхлипывала так громко, что Мирра даже испугалась, как бы она не привлекла внимание других навий, которыми кишит лес.
Сколько прошло времени, никто не знал. Оно словно замерло, исчезло, и не осталось в мире ничего, кроме них: троих живых и шестерых мертвых. Матерей и детей, которые наконец-то встретились. Мирра очнулась лишь тогда, когда услышала голос Матвея.
– Они остались в деревне, – говорил он, повернувшись к трем навьям, которые одиноко стояли чуть поодаль, не подходили ближе. Которым не к кому оказалось подойти. – Степа и Полина вместе, они влюблены и счастливы. Думаю, вам не стоит за них переживать. Андрей… умер. Но умер, получив избавление и прощение. Единственный из нас всех.
Матвей сбросил на землю рюкзак, вытащил из него шкатулку, а из нее – какие-то бумаги. Мирра догадалась, что он нашел то, что искал. Нашел шкатулку, которую открывает его ключик, а в ней было что-то важное. Потому что он знал каждую навью по имени, знал, которая из них чья мать. Он рассказывал каждой о ее ребенке, и хоть они не могли видеть, Мирра чувствовала, что они наконец обретают покой.
– Что они сделали с вами? – спросила Мирра, когда Матвей замолчал, а навьи не торопились уходить.
Алена грустно усмехнулась. И хоть улыбка эта вышла весьма зловещей, обнажила тонкие акульи зубы, Мирре она показалась самой родной на целом свете. Что-то внутри сжалось от осознания, что у них есть только одна ночь.
– После смерти они завернули нас в простыни, думали, нас это обездвижит и запутает, не даст выйти на поверхность в Мертвую неделю, как делает вся навь. Но баба Глаша чувствовала, что оковы не так уж крепки. Тогда, как только освободился дом на окраине, где можно было запереть Настю – утонувшую девушку, они перенесли нас туда, и заперли под ней. Из таких оков очень сложно, почти невозможно выбраться.
– Но как вам удалось? – не поняла Мирра. – И в первый раз, и сейчас, ведь баба Глаша ставила дополнительную защиту.
Улыбки девушек – а Мирра теперь не могла называть их навьями, даже несмотря на их внешний вид – стали совсем другими: торжествующими и одновременно очень радостными.
– Баба Глаша не учла самого важного, – ответила Света и с нежностью посмотрела на Матвея, – силу материнской любви. У нее никогда не было детей, она не знает, что это такое, а потому не смогла поставить такую защиту, которую не в состоянии разрушить женщина, стремящаяся к своему ребенку. Пока вас не было здесь, мы лежали спокойно. Даже Соня, хотя ее Степа все время находился рядом. Но когда вы появились, наша общая сила разорвала оковы, выпустила нас из заточения.
– И пусть мы не можем остаться с вами навсегда, – добавила Алена, – мы мертвы, и наше место в Нави, но мы выведем вас отсюда. Только вы сами можете решать, где и как вам жить. И никто: ни баба Глаша, ни Сергей Николаевич, ни сам дьявол – не смеют вам указывать.
Темнота вокруг снова зашевелилась, обрывая ее слова. Другие навьи, настроенные не так дружелюбно, но учуявшие легкую добычу, торопились к ним, слепо шарили руками в темноте, натыкались на деревья, путались в высокой траве, шли наугад, на звук, на запах, но шли. Мирра инстинктивно шагнула ближе к Матвею, но Алена тронула ее за руку, успокаивая.
– Не бойся. Мы не позволим им причинить вам вред, – заверила она. – Обычная навь не станет с нами сражаться, а если вдруг рискнет, то проиграет. Потому что однажды мы уже отдали за вас жизнь, отдать за вас смерть нам ничего не стоит. И мертвые чувствуют это.
– А как насчет живых? – поинтересовалась Лика, зябко ежась. – За нами уже наверняка идет погоня.
– С бабой Глашей и Сергеем Николаевичем так просто не справиться, – покачала головой Вика, ее мама. – Они сильнее нас.
– Тогда не будем терять время, – заключила Света.
Степан
Побег удался. Матвей не делился с ним планами, не доверял больше, и Степа не мог его в этом винить. Но чувствовал, что просто так он не сдастся. По крайней мере, если бы это Полину отправили на верную смерть в лес, Степа бился бы за нее до последнего. Будет биться и Матвей, Степа не сомневался. Затаился на время, выжидает. Ищет возможность. Потому что бросаться на амбразуру в его случае – поступок весьма героический, но абсолютно бесполезный.
И Матвей дождался. Они пошли танцевать, и Степа как чувствовал, что не просто так. Они тоже пошли. Пусть Матвей ни о чем его не просил, но Степа готовился помочь в нужную минуту. Видел, как медленно они приближались к краю освещенной площадки, знал, что выбирают момент. И такой момент он им предоставил. Закружил Полину в веселом танце, закрутил как заправский танцор, будто всю жизнь этому учился. Все смотрели на них, восхищались прекрасной парой, и Матвей с Ликой скользнули в темноту.
Они не успели уйти далеко, как музыка стихла. Но Степа тотчас же потребовал польку. Веселую, задорную, быструю. И снова закрутил Полину под грянувшую музыку, давая беглецам немного форы.
