Ахмед посмотрел на Умара. Бородач был не силен по части теоретических выкладок и построения стратегических планов. Зато годы партизанской войны превратили его в идеального бойца, от зоркого, как у высматривающего добычу орла, взгляда которого не могло укрыться ничто. Вопросительно приподняв брови, Ахмед кивнул на видневшуюся внизу машину и показал Умару поднятый кверху указательный палец: один?
Умар кивнул и тоже выставил палец: да, один, как нас и предупреждали. Его бородатая физиономия теперь выражала легкое пренебрежение. «Зря вы меня не послушали», — без труда читалось на ней. Еще вчера, получив задание, Умар высказался в том плане, что троим здесь делать нечего — он со всем справится один. Но старшие в ответ напомнили, что их доверие к московскому другу имеет строго обозначенные границы и полностью полагаться в таком серьезном деле на слово этого жадного до денег неверного — значит выйти далеко за пределы упомянутых границ. Ахмед горячо поддержал это мнение: в глубине души считая его ошибочным, он не хотел упускать случай записать в свой актив еще одно дополнительное очко.
Он махнул рукой, подавая сигнал к атаке, но Умар остановил его легким отрицательным покачиванием головы. «Что?» — одними губами спросил Ахмед, и бородач кивнул в сторону племянника, предлагая дать юноше шанс отличиться, убив первого в своей жизни врага.
Подумав всего секунду, Ахмед кивнул в знак согласия и, жестом обратив на себя внимание племянника, указал ему на машину, за рулем которой по-прежнему мирно спал ничего не подозревающий неверный. Молодой человек сверкнул благодарной улыбкой. Зубы у него были белые, как сахар, они выгодно выделялись на красивом смуглом лице. Вообще, парень вырос удачный, с какой стороны на него ни посмотри, и Ахмед подумал, что в селении скоро будет свадьба.
Пока дядюшка составлял в уме примерный список свадебных подарков, племянник опустился на одно колено и упер в плечо приклад автомата. Он волновался, как перед экзаменом, потому что убить человека, пусть даже неверного, — далеко не то же самое, что удачным выстрелом сбить еловую шишку или разнести на мелкие черепки насаженный на палку глиняный кувшин.
Большой палец привычно сдвинул вниз вороненый флажок предохранителя, переведя оружие в режим автоматической стрельбы, ладонь осторожно, чтобы характерный металлический лязг не разбудил спящего, оттянула затвор. Тот маслянисто клацнул, дослав в ствол патрон. Юноша поймал в прорезь прицела камуфляжное кепи, едва виднеющееся сквозь грязное, усеянное желтыми и красными пятнышками опавших листьев ветровое стекло, задержал дыхание и плавно потянул спусковой крючок.
Автомат коротко толкнулся в плечо, оглушительный хлопок выстрела разорвал тишину, гулким эхом прокатился по склону и заглох в тумане под обрывом. Коротко звякнуло пробитое навылет стекло, от аккуратного пулевого отверстия во все стороны разбежались змеящиеся трещинки, и стоявшие поодаль Ахмед и Умар отчетливо увидели, как подпрыгнуло внутри машины простреленное кепи. Сидевший за рулем мягко, как набитый тряпками мешок, завалился на бок, уткнувшись головой в дверцу. Потом наступила тишина, лишь сухо шуршали, путаясь в оголившихся ветвях, падающие на землю мертвые листья.
Они немного подождали, но вокруг по-прежнему было тихо. Единственным звуком оставался скребущий шорох опадающих листьев о ветки, а единственным заметным глазу движением — их беспорядочный, кувыркающийся, слепой полет сверху вниз. Пикап с пулевым отверстием в ветровом стекле неподвижно стоял на прежнем месте. Его двигатель молчал, из машины никто не выходил, и внутри нее не было видно никакого шевеления.
— Хороший выстрел, — похвалил наконец Умар. — Джигит! Когда начнется война, возьму тебя в свой отряд. Со мной не пропадешь, я удачливый. Верно ведь, Ахмед?
— Хороший выстрел, — согласился Ахмед, почтя за благо пропустить все остальное мимо ушей. — Пойдем, надо кончать.
Не производя лишнего шума, но и не особенно скрываясь, они спустились на дорогу и остановились в нескольких метрах от машины. Убитый водитель по-прежнему полулежал, уткнувшись головой в дверцу, простреленное кепи без кокарды сбилось вперед и набок, полностью закрыв лицо.
— Давай! — скомандовал Ахмед.
Затворы почти синхронно клацнули, и тишина взорвалась гулким перестуком автоматных очередей. Разбитое вдребезги ветровое стекло обрушилось миллионом мелких прозрачных призм, пули с лязгом забарабанили по кузову, оставляя в нем круглые, обведенные каемками голого сизого металла отверстия. В стороны полетели клочья обивки и осколки фары, в которую угодила шальная пуля, в воздухе знакомо и остро запахло пороховым дымом.
Магазины опустели почти одновременно. Умар ловко заменил обойму и, держа автомат за рукоятку, первым вперевалочку направился к автомобилю, внутри которого заведомо не могло остаться никого живого. Приблизившись, он рывком распахнул дверцу со стороны водителя и испуганно отскочил.
— А, шайтан! — послышался его невольный возглас.
Из открытой дверцы под ноги Умару вместо убитого наемника вывалился рюкзак — большой, в половину человеческого роста, из тех, новомодных, что, будучи надетыми на плечи, возвышаются над головой хозяина еще на добрых полметра. Верхний клапан такого рюкзака обычно представляет собой дополнительный просторный карман, куда при желании можно затолкать множество всякой всячины. В данном случае этот дополнительный карман был туго чем-то набит; именно поверх него минуту назад красовалось камуфляжное армейское кепи, о чем безмолвно и красноречиво свидетельствовало темневшее в непромокаемой ткани рюкзака пулевое отверстие.
Все трое озадаченно переглянулись.
— Э? — вопросительно протянул бородатый Умар, осторожно, словно боясь кого-то спугнуть, беря наперевес автомат, до этого смотревший дулом в землю.
— Э! — словно отвечая на его невысказанный вопрос, послышался откуда-то из-за спины энергичный, неуместно веселый оклик. — Кого потеряли, правоверные?
— А, собака! — с отчаянием в голосе воскликнул Умар, резко обернувшись и увидев стоящего на краю ущелья человека.
Из них троих бородач был самым опытным бойцом и первым понял, что произойдет дальше. Единственный из всех, он попытался предотвратить неизбежное, но пистолет в руке неверного выстрелил раньше, чем ствол автомата Умара Исмагилова успел подняться на уровень груди. После грохота автоматных очередей хлопок пистолетного выстрела показался совсем негромким; он повторился еще дважды, и каждая из пуль безошибочно отыскала цель. Первым умер Умар, единственный, кто представлял для стрелка реальную угрозу. Пронзив спутанные дебри его смоляной бороды, пуля пробила горло и засела в позвоночнике, раздробив два позвонка и разорвав спинной мозг. Вторая разбила правую линзу очков Ахмеда Исмагилова и вместе с осколками стекла проникла в головной мозг, вызвав мгновенную и практически безболезненную смерть. Кричащий от ужаса племянник Ахмеда был застрелен на бегу; пуля попала в затылок и прошла навылет, разворотив лоб над левым глазом. Он упал ничком и умер, так и не успев обагрить руки кровью хотя бы одного неверного.
