Постукивая пальцем по шарику микрофона, Спец передал ответ.
— Он видит шестерых, — чуть слышно сказал Быков Баклану, прикрыв ладонью микрофон.
Баклан кивнул: у него тоже была рация, и он понял сообщение дозорного не хуже командира.
— По нашу душу? — спросил он.
Быков пожал могучими плечами. На какое-то короткое мгновение его лицо стало озадаченным, почти растерянным, но это выражение пропало так быстро, что Баклан не был уверен, видел он его на самом деле или оно ему померещилось.
— Сейчас узнаем, — сказал майор и, после недолгого раздумья выбрав из двух зол меньшее, негромко произнес в микрофон: — Наблюдать. Огонь только в самом крайнем случае.
— Есть, — сказал Якушев и снова приник к прицелу.
Судя по тому, что он видел, состоявшийся только что обмен репликами в эфире остался не замеченным противником. Продолжая наблюдать, он задумался о том, не была ли эта удача следствием предпринятой Ти-Рексом, показавшейся в тот момент абсолютно излишней предосторожности. В самом начале пути, расставшись с Жуком, который должен был подобрать их после набега на горное гнездо Исмагиловых, Данилыч отобрал у них с Бакланом рации и лично перенастроил их на другую волну. Ничего объяснять он не стал, и Якушев, поразмыслив, решил, что это сделано на тот случай, если Жука возьмут в плен: чего не знаешь, о том не проболтаешься. С его точки зрения, такая осторожность уже граничила с паранойей, но он промолчал, привычно остановившись на том, что командиру виднее. Сейчас на ум ему опять пришла аналогия с открытым люком посреди мостовой: сменив волну, Ти-Рекс дал небольшого крюка, чтобы обойти люк, который то ли был, то ли не был открытым. Возможно, эта предосторожность и впрямь была излишней, но проверять это предположение Якушеву не хотелось: все-таки эфир — не городская канализация, а отряд вооруженных до зубов кавказцев — не какой-то там люк; эта яма не из тех, откуда легко выбраться, поэтому лучше сто раз перестраховаться, чем по неосторожности дать маху и угодить этим горячим парням на мушку…
Быков бесшумной пятнистой тенью скользил между тонкими искривленными стволами, постепенно забирая влево, вверх по склону. Правее и ниже таким же беззвучным призраком, хищно сгорбившись и выставив перед собой автомат, двигался Баклан. Глядя на него, Роман Данилович про себя отметил, что проведенные на гражданке годы не слишком сильно отразились на его физической форме: парень не растерял навыков, и оставалось лишь сожалеть об утрате, которую понесли в его лице Вооруженные силы Российской Федерации.
В ухо снова толкнулся короткий мягкий удар: Спец предупреждал, что они подошли уже достаточно близко к засаде. Эта засада, как и всякая засада, явилась для Быкова сюрпризом, вдвойне неприятным оттого, что ее происхождение и цель оставались для него загадкой. Можно было предположить, что Исмагиловы, приложив руку к исчезновению Магомеда Расулова, ожидают мести со стороны его родственников и загодя заняли оборону, чтобы задать своим кровникам перцу на дальних подступах к родному аулу. Но Быков сильно в этом сомневался. Что же, они так и будут денно и нощно держать круговую оборону, контролируя все дороги и козьи тропки в ожидании нападения, которое может случиться и через месяц, и через год? И потом, старший сын Расулова клятвенно пообещал Шапошникову не предпринимать никаких активных действий, пока не дождется хоть какой-нибудь весточки из Москвы…
А может быть, это никакие не Исмагиловы, а как раз наоборот? Обмануть неверного — не грех, и отпрыск Душмана, наговорив Шапошникову с три короба, запросто мог послать своих людей сюда, чтобы те планомерно, по одному и пачками отстреливали предполагаемых обидчиков…
Если верить Спецу, в засаде их было всего шестеро, то есть по два на каждого члена группы. Преимущество было пустяковое, особенно с учетом того, что засевший у кавказцев в тылу Якушев давно держал их на прицеле, в то время как они даже не подозревали о нависшей над ними угрозе. Перебить их всех до единого Быкову и его ребятам было не труднее, чем хорьку передушить дремлющих в темном курятнике несушек. Но кровь никогда не льется просто так, без последствий, особенно здесь, на Кавказе. Око за око, зуб за зуб — так здесь обстоят дела, и ничья смерть не останется неотомщенной. Если вырезать этих джигитов, мимоходом убрав их с дороги, как подвернувшуюся под ноги корягу, их друзья и родственники не станут тратить время на дипломатические ужимки, а просто возьмутся за оружие и пойдут мстить. Если Быкову и его людям удастся остаться незамеченными, их месть обернется против клана, возглавляемого Магомедом Расуловым, а если об участии в этой резне российских военных станет известно, мстить будут уже не Исмагиловы, а весь Дагестан. Так или иначе, большое кровопролитие станет неизбежным, а это как раз то, что майор Быков должен предотвратить.
На пути у него встал выветренный, крошащийся, как гнилой клык, выход скальной породы. К серому камню неровными пятнами лепился седой и рыжий мох, из трещин торчали пучки жесткой сухой травы.
— Данилыч, ты рядом, — чуть слышной скороговоркой пробормотал в наушнике голос Спеца. — Он за этим камнем, можно делать.
Быков снова посмотрел туда, где, по его расчетам, находился дозорный. Ему почудилось, что там, наверху, в густой паутине ветвей и пестрой мешанине осенних красок коротко блеснула линза прицела. Он сделал в ту сторону короткий приветственный жест, а затем, подав Баклану условный сигнал быть начеку и вести наблюдение, беззвучно заскользил в обход скалы.
Глава 6
Мощный внедорожник без особых усилий уверенно карабкался вверх по пыльному, каменистому и ухабистому серпантину, который в здешних краях именовался дорогой. Тугой встречный ветер беспрепятственно врывался в салон, хлестал по лицу, заставляя глаза слезиться и жмуриться, а ногу — инстинктивно уменьшать давление на педаль акселератора. Мелкие стеклянные призмы — все, что осталось от ветрового стекла, — подпрыгивали и елозили по пыльному пластику передней панели, собираясь в ее впадинах продолговатыми, похожими на ледяные торосы в миниатюре, валиками. Ветер трепал клочья обивки распотрошенных автоматными очередями сидений и на разные голоса посвистывал в пулевых отверстиях, из-за которых кабина пикапа слегка напоминала дуршлаг.
Спохватившись, Жук открыл бардачок и, пошарив внутри, нацепил на нос янтарные противобликовые очки. Лес остался позади, внизу, а вокруг, куда ни глянь, распростерлось царство мертвых, громоздящихся до самого неба камней. Блестеть на солнце, слепя глаза, тут было нечему, но ему сразу стало легче: очки неплохо защищали от ветра, и он смог наконец увеличить скорость. Впрочем, ехать так, как привык, на пределе возможностей, Жук все равно не мог; то есть он как раз и ехал на пределе возможностей, но здесь этот предел диктовался не мощностью двигателя и не быстротой его реакции, а дорогой, которая, мягко говоря, оставляла желать лучшего.
За очередным поворотом открылся вид на руины заброшенного аула, издалека напоминающие прилепившуюся к каменной стене колонию ласточкиных гнезд. Судя по некоторым признакам, когда-то селению крепко досталось от полевой артиллерии, а может быть, и от авиации. Поработали над аулом основательно, не жалея боеприпасов, так что даже упрямые горцы были вынуждены уйти отсюда, бросив драгоценные могилы своих предков, чтобы попытаться заново наладить жизнь где-то в другом месте. А может, все они остались здесь, под грудами камней и битого кирпича, в которые превратились их жилища? Отдавая должное национальной политике родной страны, Жук тем не менее повидал на своем веку достаточно, чтобы такой вариант не казался ему невозможным.
