Баклан тоже помалкивал, не то, как и Юрий, все поняв и сообразив, не то просто положившись на командира, которому, как известно, виднее. Сказано «бегом» — значит бегом, а задавать вопросы — зачем бегом, почему не шагом и не по-пластунски — значит напрашиваться на затрещину, по сравнению с которой та, что досталась Спецу, покажется легким дружеским похлопыванием…
В камень слева от Якушева с отчетливым щелчком ударила пуля. Взвилось облачко пыли, брызнула каменная крошка, и лишь потом над каменистыми склонами раскатилось длинное эхо отдаленного выстрела.
— Спец, притормози их немного, — повернув голову, на бегу скомандовал Быков. — Только надолго не застревай!
— Есть, командир, — весьма довольный предоставленной ему возможностью реабилитироваться за недавний промах, откликнулся Юрий и лег, где стоял, повернувшись лицом к оставшемуся позади лесистому гребню и выставив перед собой винтовку.
Глава 7
Приникнув глазом к окуляру прицела, он повел стволом справа налево, отыскивая цель. Вскоре таковая обнаружилась. Она представляла собой сухопарого, как большинство кавказцев, гладко выбритого гражданина лет тридцати пяти с аккуратными усиками и зеленой повязкой на голове. Учитывая характер происходящего, повязка смотрелась не совсем уместно, но гражданину, видимо, давно уже не терпелось вынуть ее из шкафа и нацепить, вот он и не удержался, тем более что случай был вполне подходящий: как-никак, охота сегодня велась не на земляков, а на неверных.
Обладатель повязки, не скрываясь, стоял во весь рост на тропе и целился из автомата вслед уходящим Ти-Рексу и Баклану. Учитывая расстояние, попасть в цель он мог разве что случайно, но Якушев решил, что не даст ему такого шанса: это было бы непозволительной роскошью.
Во время последнего инструктажа Данилыч настоятельно рекомендовал им всем по мере возможности воздерживаться от смертоубийства. Это не зачистка, а спасательная операция, говорил он; наше дело — не истреблять всех, кто может носить оружие, а забрать нужного человека и тихо уйти, не дразня гусей и не провоцируя кавказцев на вооруженное выступление.
В данный момент, с точки зрения Якушева, гуси уже были раздразнены до предела. Но Быков все еще не отменил свой приказ, и ничто пока не мешало Юрию строго придерживаться полученных инструкций. «Без трупов так без трупов, — подумал он, плавно перемещая перекрестие прицела сверху вниз. — Пусть мои любимые грабли пока спокойно постоят в уголке… Правда, один труп уже есть, но, в конце концов, он сам наложил на себя руки. Думал небось, что в раю его примут с распростертыми объятиями, если он в качестве пропуска прихватит с собой целых трех неверных. Не выгорело! Явился с пустыми руками, и теперь Аллах небось ломает себе голову, пытаясь сообразить, что ему делать с этой кучей кровавых ошметков…»
— Чтоб я тебя видел на одной ноге, а ты меня — одним глазом, — старательно копируя одесский прононс, пробормотал Якушев и плавно потянул спусковой крючок.
Человек в зеленой повязке выронил автомат, сложился пополам, скорчился и исчез из вида, схватившись за раздробленное пулей колено.
— Без трупов так без трупов, — вслух повторил Спец, отыскивая новую мишень. По поводу раненого он не беспокоился: на ближайшие месяцы тому было гарантировано полнейшее отсутствие возможности принимать участие в боевых действиях, а в будущем подарок Юрия грозил обернуться если не протезом, то, как минимум, пожизненной хромотой.
Кавказцы залегли, открыв плотный огонь по склону. Судя по тому, куда ложились пули, снайпера они еще не обнаружили, зато Ти-Рекса и Баклана уже потеряли.
— Гут, матка, — с удовлетворением произнес Якушев.
Огонь сверху прекратился: видимо, до преследователей наконец дошло, что они только попусту расходуют патроны. Высокий бородач в армейском камуфляже без знаков различия, осторожно поднявшись из-за камней, повелительно махнул свободной от автомата рукой, подавая сигнал к возобновлению погони.
— Не так быстро, — сказал ему Юрий, тщательно прицелился и выстрелил.
Стрелять в группе майора Быкова умели все, но Якушев в первом же бою заслужил право именоваться снайпером. К этому почетному праву, как водится, прилагалась масса не особенно приятных вещей. Однажды он видел, что сделали солдаты из соседнего батальона с взятой в плен снайпершей-латышкой, и нисколько не обольщался по поводу собственной судьбы, доведись ему очутиться на ее месте. Тем большее удовлетворение он получал, нанося противнику аккуратные, хирургически точные удары, пользы от которых порой было больше, чем от масштабной войсковой операции. Правда, то, чем он занимался в данный момент, шло вразрез с его принципами.
Как и Жук, в детстве Юрий Якушев любил почитать. Его память хранила множество случайных, разрозненных цитат из книг, названий и авторов которых он не вспомнил бы даже под страхом смертной казни. Одна такая цитата гласила: хороший индеец — мертвый индеец. К индейцам Юрий относился с полным сочувствием, но, если говорить о войне, считал, что приведенное выше высказывание описывает философию снайпера самым исчерпывающим образом. Герой еще одной забытой книги говорил, что, нападая на полицейского, его надо убивать наповал — дескать, раненый полицейский опаснее раненого зверя. Под этим высказыванием Якушев тоже был готов подписаться обеими руками — разумеется, заменив для начала полицейского на исламского боевика.
Но спорить с Быковым, хотя бы и заочно, у него и в мыслях не было — особенно теперь, после досадного казуса с пропущенной при обыске гранатой. Быков, с одной стороны, не хотел убийств, а с другой — приказал Спецу, профессиональному снайперу, задержать погоню. И Якушеву казалось, что он нашел компромисс между этими двумя противоречивыми приказами и своими собственными принципами. В конце концов, отправить противника на тот свет — не самоцель, главное — нейтрализовать его как боевую единицу.
Намеренно мазать, оставляя в живых того, кого ничего не стоило уложить наповал, оказалось трудно. Но Якушев, как всякий профессионал, презирал легкие задачи и любил, чего греха таить, потешить свое профессиональное самолюбие. Выпущенная им пуля в мгновение ока покрыла отделявшее стрелка от мишени расстояние и ударила бородатого главаря преследователей в правый локоть. Дистанция была слишком велика, но Юрию показалось, что он слышит вырвавшийся из широкой груди бородача нечеловеческий вопль. Выброшенная затвором винтовки гильза еще дымилась, а Якушев уже снова нажал на спуск, и еще одна пуля клюнула боевика, кинувшегося на помощь раненому, в левую ягодицу. Бедняга выгнулся коромыслом, повернулся, заворачиваясь винтом, против часовой стрелки и бревном, не сгибая коленей, рухнул на камни.
— От-шень гут! — прокомментировал это событие весьма довольный собой Якушев.
Это действительно было «отшень гут». Там, на горе, осталось всего два боеспособных человека, остальные превратились в инвалидов — вероятнее всего, пожизненных. В данный момент они остро нуждались в срочной медицинской помощи; это да еще вполне реальная и крайне незавидная перспектива к ним присоединиться должно было начисто отбить у их товарищей охоту продолжать погоню. Боевую задачу, таким образом, можно было считать выполненной.
