Со слов Романова выходило, что в день, о котором шла речь, они с Мальковым дежурили здесь же, на трассе. Где-то через час после начала дежурства по рации поступил приказ задержать «мерседес» черного цвета, госномер такой-то, двигающийся в направлении Москвы. Приказ был передан на милицейской волне; правда, голос показался прапорщику незнакомым, но он списал это на помехи, которыми вечно забит эфир.
Через некоторое время рядом с их машиной остановился автофургон, оборудованный для перевозки заключенных. Прапорщик на всякий случай решил проверить у водителя документы. Ему предъявили украшенную золотым двуглавым орлом книжицу в красном коленкоровом переплете. Что именно было написано на обложке, Романов прочесть не смог, поскольку надпись была закрыта пальцами владельца упомянутого документа. Ознакомиться с его содержанием тоже не вышло: вместе с книжицей прапорщику предъявили пистолет системы Стечкина, каковой пистолет, будучи нацеленным прямо ему в лоб с расстояния в каких-нибудь десять сантиметров, начисто отбил у него охоту к продолжению знакомства.
Далее последовал захват, проведенный со сноровкой, которая говорила об отличной спецподготовке и немалом опыте в проведении таких операций. А вечером, возвращаясь с дежурства, они обнаружили на обочине пустой, забрызганный изнутри кровью автозак, который впоследствии исчез, как в воду канул.
— Сам суди: ну что нам было делать? — закончив рассказ, проникновенно обратился прапорщик к Кулику.
— Да что угодно, — без промедления ответил Кулик, — только не то, что вы, менты поганые, сделали. Стрелки на меня решили перевести? Сами влипли по уши в дерьмо, а за меня спрятаться хотите? Повесить вот этого, — он ткнул пальцем в сторону Якушева, — на мою шею, чтоб его хозяева с меня за всю эту гнилую бодягу ответа требовали?! Хрен вы угадали, мусора.
Где-то неподалеку опять возникло басовитое гудение мощного дизельного мотора. Вскоре на гребне ближнего холма показался «КамАЗ», волочивший за собой громыхающую фуру. Вздохнув пневматическими тормозами, тягач остановился прямо на проезжей части рядом со стоящими в ряд машинами, как забором, отгородив их от посторонних взглядов грязным бортом трейлера. Водитель заглушил мотор и включил аварийную сигнализацию, но из кабины не вышел, из чего следовало, что это та самая машина, которую Кулик вызвал по телефону еще полчаса назад, по дороге сюда. Ее организованное загодя появление означало, что местный Аль Капоне вынес приговор еще до начала следствия и что приговор этот вот-вот будет оглашен, а затем и приведен в исполнение.
Якушев беспокойно огляделся, постаравшись сделать это незаметно. Баклан слышал если не все, что говорилось здесь, то, по крайней мере, достаточно, чтобы сделать правильные выводы. Но его по-прежнему нигде не было видно, и Якушев понемногу начал волноваться: уж не случилось ли чего? А вдруг Баклан рылся под капотом не для маскировки, а потому, что заглох мотор? Машина-то хоть и новая, но, как ни крути, отечественная, а детища «АвтоВАЗа» и сатанинские отродья — это, считай, синонимы… Вот это будет номер, подумал Якушев, прикидывая, с чего начать, если его догадка, не дай бог, окажется верной.
По знаку Кулика к нему подвели Малькова. Якушев невольно отдал должное мастерству тех, кто его обрабатывал. Урок хороших манер длился не меньше пяти минут, причем, судя по доносившимся из кустов звукам, преподавание велось весьма интенсивными методами. За это время два дюжих мужика, что поддерживали Малькова под руки, могли превратить его в сочащуюся кровью отбивную, а при желании и забить до смерти. Тем не менее воспитательная беседа не оставила на лице и одежде воспитуемого каких-либо видимых следов — к удивлению Юрия, лейтенант даже не очень испачкался.
— Расслабились вы, ребятки, — обращаясь к милиционерам, сказал Кулик. — Совсем нюх потеряли, а на вашей работе это непозволительная роскошь. Что ж вы натворили-то, дурьи головы? Сами подставились, меня подставили… Короче, сами должны понимать, чем такие вещи пахнут.
Прапорщик Романов вдруг упал на колени.
— Юрий Григорьевич! Христом Богом…
— Вам это даром не пройдет, — дрожащим голосом пообещал Мальков.
Один из тех, кто держал его под руки, сделал короткое движение, и лейтенант, задохнувшись, сложился в поясе. Его отпустили, и он упал на колени рядом с Романовым, почти касаясь лбом земли, как истово верующий перед лицом святыни.
— Короче, Телескоп, твой кум — тебе и разбираться, — заключил Кулик, рукояткой вперед протягивая бухгалтеру обшарпанный ТТ. — И вообще, пора уже и тебе чуток размочиться. Не дело это — одному из всех чистеньким ходить.
Телескоп боязливо, как кусачее животное, взял пистолет и дрожащей рукой направил его на Романова.
— Кум, ты чего? — изумился тот. — Ты одумайся, кум!
— И что дальше? — уныло и безнадежно спросил бухгалтер.
Романов опустил голову: крыть было нечем. Вняв его предложению и одумавшись, Телескоп неминуемо разделил бы его участь, что, естественно, не входило в его планы.
— Мы сотрудники милиции! — неожиданно для всех взвизгнул отдышавшийся Мальков. Он попытался вскочить, одновременно рванув клапан кобуры, в которой все еще лежал никем не отобранный пистолет. — Бросьте оружие, Ананьев, вы аресто…
Телескоп навел на него пистолет и спустил курок. Якушев отчетливо видел, что в момент выстрела бухгалтер крепко зажмурил глаза за стеклами очков, но это не спасло лейтенанта: благодаря скорее слепой случайности, чем искусству стрелка, пуля со снайперской точностью поразила цель. Мальков упал, как подрубленный, пару раз перебрал ногами и затих, уронив голову на откинутую руку.
Романов, не поднимая головы, покосился на труп.
— Семью не бросай, — тихонько попросил он. — Верку, пацана…
Телескоп снова зажмурился. Пистолет в его руке затрясся пуще прежнего, костяшки пальцев побелели от напряжения, и Якушев с брезгливым удивлением увидел мутную слезинку, скатившуюся из-под оправы очков на нуждающуюся в бритье впалую щеку бухгалтера.
Эти мелодраматические детали не укрылись от внимания Кулика.
— Да ладно уж, ладно, — проворчал он, отбирая у Телескопа ТТ. — Эк тебя разобрало, никогда бы не подумал… Ну, да впервой оно всегда нелегко, тем более — кум…
Похлопав бухгалтера по плечу, он поднял ствол и не целясь, почти не глядя, выстрелил в Романова. Убитый наповал прапорщик упал, как сноп. Якушев огляделся. Шоссе оставалось пустынным, вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь негромким тиканьем, которое издавал остывающий двигатель «КамАЗа». Дело близилось к развязке, а Баклана все не было.
— Правильное решение, — вслух одобрил он некрасивый поступок Кулика. — Хотя мочить мусоров — занятие нездоровое. Не знаю, как тут, у вас, а наши менты таких вещей не прощают.
— Наши тоже, — согласился Кулик. — А только при чем тут мы? Мы их пальцем не трогали, в глаза не видели. Хочешь, скажу, кто их завалил?
— Сам догадаюсь, — с кислой миной сказал Якушев. — Наверное, я?
