От стены дома напротив вдруг отделились две сгорбленные тени и стремительно, наискосок бросились через дорогу, направляясь к машине. Заметив их краешком глаза в боковом зеркале, Баклан рванул из-за пазухи пистолет и полез из машины, чтобы встретить врага лицом к лицу на оперативном просторе. Одна из теней неожиданно очутилась совсем близко, схватила его за запястье сжимающей пистолет руки, толкнула обратно в машину и сказала голосом Жука:
— Тихо ты, баран, свои!
Баклан плюхнулся на сиденье. Жук уселся рядом с ним, а на заднем диванчике устроилась девушка — вполне симпатичная и с отменной фигурой, за которую Луговой с удовольствием подержался бы, если б не крайняя занятость и не выражение девичьего лица, при одном взгляде на которое почему-то пропадала всякая охота с нею заигрывать.
— Где Спец? — спросил Жук.
— Да хрен его знает! — с досадой ответил Луговой. — Вдавил педаль в пол, и поминай как звали! Где ж мне за ним угнаться…
Он коротко описал Жуку недавние события. Тот задумчиво покивал и сказал:
— Все правильно. В ауле Расулова тоже нет. Значит, надо искать в Москве. Вернее, даже не знаю…
— Данилыч решит, что делать, — уверенно объявил Баклан. — У него котелок варит — о-го-го, да и с генералом он на короткой ноге…
— Данилыч ничего не решит, — огорошил его Жук. — За него уже все решили. Даже не знаю, как тебе сказать… В общем, птица, нет больше нашего Данилыча. Убили его. Вот в этом самом спортзале.
— Что ты гонишь, урод?! — взвился Луговой. — Кого убили — Ти-Рекса?! Да пошел ты на…! Ты видел, как его убивали?
— Она видела, — кивнул в сторону притихшей на заднем сиденье девушки Жук. — Она работала со Спецом…
— Сука твой Спец! Так я и знал, так и знал… Сука! Эх, Данилыч, Данилыч… Как же так, а? Да нет, не может быть! Я же сам… Да невозможно это! Бред собачий, вранье… Кому ты поверил — этой подстилке?!
В машине воцарилось нехорошее, натянутое молчание. Первым его нарушил Жук, сказав:
— Надеюсь, истерика кончилась? Тогда поехали, пока и нас тут не накрыли.
Баклан запустил двигатель.
— Ладно, — кое-как преодолев неловкость, буркнул он. — Извиняюсь, барышня. Ляпнул не подумавши. Со мной это бывает — вон Валера не даст соврать…
— Поехали, поехали, — поторопил его Жук. — Самобичеванием займешься потом, а сейчас валим отсюда!
Девушка холодно промолчала. Баклан тронул машину с места и только после этого спросил:
— Куда?
Жук обернулся и поверх спинки сиденья молча посмотрел на свою спутницу. Та, упорно глядя в окно, сквозь зубы назвала адрес. Прикинув самый короткий маршрут, Луговой погнал машину по пустынным ночным улицам в старый спальный район, расположенный на приемлемом удалении от центра, а не в одном из тех непрерывно разрастающихся, почти недосягаемых метастазов, которые считаются Москвой лишь официально, на бумаге. Он ехал, что называется, на автопилоте, почти не видя дороги и чисто рефлекторно реагируя на немногочисленные ввиду ночного времени мелкие дорожные неожиданности. Его мысли были заняты Быковым; он пытался привыкнуть к тому, что Ти-Рекса больше нет и, значит, никто уже не станет принимать за него решения и брать на себя всю полноту ответственности за его, Георгия Лугового, дела и поступки. Теперь он остался с этой историей один на один, и выпутываться из нее придется самостоятельно, на свой страх и риск и по своему разумению. По части мыслительных способностей он, чего греха таить, сильно уступает и Жуку, и Якушеву, и, следовательно, шансов уцелеть в этой мясорубке, где каждый за себя и все против всех, — раз, два и обчелся…
Отыскав нужный адрес, он загнал машину во двор старой, чуть ли не семидесятых годов прошлого века, шестнадцатиэтажной башни и с грехом пополам втиснул ее на стоянку перед единственным подъездом. Ежась от пронизывающего до костей ветра, они выбрались из теплого прокуренного салона. Баклан запирал дверцу, когда девушка, всю дорогу молчавшая, как неживой балласт, окликнула его.
— Один момент, — сказала она, деликатно трогая его за рукав, и, когда Баклан обернулся, неожиданно нанесла удар по физиономии.
Это была не пощечина и даже не оплеуха, а именно удар — классический хук справа, проведенный к тому же с большим знанием дела и удивительной, если учесть особенности строения женского организма, силой. Не ожидавший нападения Баклан взмахнул руками и приземлился задом на мокрый асфальт.
— Извинения приняты, — сказала Даша, потирая ушибленный кулак. Она вынула из кармана бренчащую связку ключей и кивнула в сторону подъезда: — Милости прошу.
Жук молча протянул Баклану руку, помогая встать, и он, время от времени ошалело встряхивая головой и трогая челюсть, последовал за девушкой, привычно отдавшись на волю того, кто говорил приказным тоном.
Глава 16
После третьего стакана холодной воды, вылитого на голову, Саблин наконец-то открыл глаза. Он попытался шевельнуться, но не тут-то было: в перерывах между водными процедурами Юрий благоразумно подстраховался, связав его по рукам и ногам. Хозяйство господина Саблина было хозяйством холостяка, не склонного к рукоделию и неблагодарному домашнему труду; в нем не нашлось ни провода, ни бельевой веревки, так что руки ему пришлось связать поясом от банного халата, а ноги — брючным ремнем. Упакованный таким манером, он лежал на ковре посреди собственной спальни. Якушев склонился над ним, держа в правой руке пистолет, а в левой махровое полотенце, приготовленное на тот случай, если Виктору Александровичу вздумается звать на помощь соседей.
— Доброе утро, соня, — приветствовал его Спец. — Я бы с удовольствием позволил тебе поспать подольше. Прямо скажем, я бы не возражал, даже если бы ты уснул вечным сном. Но у меня есть к тебе пара вопросов, поэтому придется еще пожить. Сколько именно, зависит, как ты понимаешь, исключительно от тебя.
По полу тянуло ледяным сквозняком из выбитой балконной двери, и обильно увлажненный стараниями незваного гостя Саблин начал понемногу понимать, что чувствовал перед смертью генерал Карбышев, которого фашисты заморозили насмерть, поливая водой на морозе.
— Судя по твоему поведению, ты меня узнал, — сказал Якушев. — Значит, сам знаешь, что меня интересует.
— Никого я не узнал, — огрызнулся Саблин. — Просто испугался от неожиданности. Шестнадцатый этаж, и вдруг голый мужик на балконе!
— Что ж ты с такими слабыми нервами в телохранители-то полез? — сочувственно вздохнул Спец. — Небось и болевой порог низкий… Проверим?
С этими словами он затолкал полотенце в рот пленника, сдернул с постели подушку, положил Саблину на колени и упер в нее ствол пистолета. Виктор Александрович ощутил, как стальное дуло давит на коленную чашечку сквозь толстый слой синтетического наполнителя, и замычал, отчаянно мотая головой, в предчувствии нестерпимой, невообразимой, убийственной боли.
