— Минуточку, — остановил его Сарайкин. — Давайте-ка разбираться по порядку. Во-первых, разговоры о рейдерском захвате — это просто сплетня. Сами понимаете, провинция: один ляпнул, не подумавши, другой повторил, и уже через час все свято уверены, что черное — это белое. И, что характерно, никого не переубедишь. Ну и что, что я своими глазами вижу черное, Петровна-то сказывала — белое!.. А на заводе действительно произошло ЧП — какое именно, мне не докладывали, потому что объект, повторюсь еще раз, закрытый, режимный, и то, что там происходит, лежит далеко за пределами моей компетенции. А что до вашего права интересоваться и так далее… Да, вы имеете такое право. И, если вам не лень, можете попытаться его осуществить. Но на территорию вас просто-напросто не пустят, а станете упорствовать — наживете неприятности. Территория охраняется представителями заказчика. Это они себя так называют. Но выглядят они, на мой неискушенный взгляд, как самый настоящий спецназ. Охота вам с ними связываться? Право… Есть право на отдых, есть право на труд… Но это ведь не означает, согласитесь, что человек должен или вкалывать круглые сутки, или всю жизнь валяться на диване с газетой! Все хорошо в меру, по возможности. Если у вас дом горит, вы же не станете лежать на боку, ссылаясь на свои конституционные права, верно? Так и тут: права правами, а обстоятельства обстоятельствами. Потерпите немного, дайте специалистам разобраться, и вам все расскажут — то есть, как я понимаю, все, что сочтут нужным рассказать, но этот вопрос не ко мне…
— Пропал отпуск, — огорченно сообщил Ольшанский. — За свой счет взял, еле выпросил. А теперь что — в гостинице сидеть?
— Зачем же в гостинице? — равнодушно посочувствовал Сарайкин и очень красноречиво взялся за папку с явным намерением опять углубиться в чтение.
Москвич немного подождал продолжения, а затем, поняв, по всей видимости, что его не будет — начальник полиции не туроператор, чтоб развлекать приезжих, — вздохнул и сделал движение, как будто собирался встать. Сарайкин с готовностью опустил папку и с любезным выражением лица: всего хорошего, обращайтесь, если что, — устремил на него взгляд.
— Есть еще один вопрос, — отчего-то передумав уходить, сказал москвич. — Причем на этот раз, как я понимаю, как раз по вашей части. Или исчезновение целой семьи — причем, заметьте, не последней в городе! — это тоже не к вам?
— Какое исчезновение? — устало спросил подполковник. — Какой семьи?
— Горчаковых, — сказал Ольшанский. — Ладно, предположим, Михаил на заводе и так занят, что отключил телефон. А где его жена и дочь — тоже на заводе?
— Да где угодно! — Сарайкин энергично пожал плечами, заставив погоны встопорщиться, как надкрылья готовящегося к взлету жука. — У родственников гостят или на курорт укатили…
— Это я уже слышал от вашего сотрудника, — отмахнулся Ольшанский. Он больше не улыбался, и вид у него теперь был, как у человека, готовящегося закатить скандал. — В наше время находиться в отъезде и быть вне зоны доступа сети мобильной связи — далеко не одно и то же.
— Это у вас в Москве не одно и то же, — возразил Сарайкин. — А вы сядьте за руль да проедьте километров десять по проселку — туда, в сторону монастыря и дальше. Попробуйте, попробуйте! Потом позвоните мне, и обсудим этот вопрос еще раз — если, конечно, сумеете дозвониться, в чем я, лично, очень сомневаюсь.
— Странно, — сказал настырный москвич. — Какие родственники, какие проселки? Перед выездом я звонил Михаилу, и он ясно сказал: приезжай, мы все тебя с нетерпением ждем. Мы. Все. Понимаете? Ну и куда они все подевались?
— Человек предполагает, а бог располагает, — терпеливо напомнил подполковник. — Вдруг им, к примеру, подвернулась горящая путевка на двоих? Собрали вещички и махнули на юга. А Горчакова срочно вызвали на завод, вот и плакал ваш отпуск на природе…
— На всех курортах связь работает превосходно, — в свою очередь, напомнил Ольшанский. — Есть такая вещь, называется роуминг…
— И еще одна, которая называется экономия, — не видя иного выхода, поддержал бредовый спор Сарайкин.
— Но это ведь не грузчик с овощебазы, а директор предприятия! — возмутился москвич.
— Мокшанского филиала НПО «Точмаш», — уточнил Анатолий Павлович. — А не Газпрома или Норникеля. Здесь вам, знаете ли, не Москва, народ живет скромно и, если есть возможность, копейки лишней не потратит…
— Оно и заметно. Особенно по вашим часам, — с непринужденным видом нанес удар, об истинной силе которого вряд ли догадывался, языкатый и приметливый столичный гость.
У Анатолия Павловича немедленно возникло острое желание вынуть из ящика стола пистолет и закончить разговор, просверлив во лбу этого умника дополнительную дырку, чтоб проветрил свои шибко хитрые мозги. И еще ему подумалось, уже который раз за эти невообразимо длинные сутки, что выставлять напоказ похищенный у покойного генерала ФСБ именной швейцарский хронометр, мягко говоря, неразумно.
— Это просто подарок, — сказал он.
— Вот я и говорю, — многозначительно поддакнул Ольшанский. — Кто бы мне такие подарил! Это ведь не подделка, верно?
— Подарок от областного руководства, — с важным видом уточнил Сарайкин, чувствуя себя так, словно пытался вывести из смертельного бокового заноса норовящую слететь со скользкой зимней дороги машину. Времени на раздумья не осталось — надо было выруливать, и он мимоходом мысленно проклял себя за беспечность, с которой не потрудился заранее придумать легенду о происхождении этих часов. — За безупречную службу.
На мгновение он похолодел: надо же было такое сморозить! «За безупречную службу», — именно эти слова были выгравированы на прилегающей к запястью круглой стальной крышке механизма. А впрочем, откуда этому заезжему фраеру знать, кто, кому, по какому случаю и с какой гравировкой вручил этот будильник!
— Щедрое у вас руководство, — нанес еще один, уже явно преднамеренный, удар по болевой точке господин Ольшанский. — За безупречную службу, говорите? Что ж, начальству, как всегда, виднее. Раз вы так безупречно служите, мне остается только во всем положиться на вас.
— Вот это правильно, — одобрил мудрое решение посетителя Сарайкин. — Мы, как говорится, всегда на страже. Так что ничего с вашими Горчаковыми не случится. Ну, а если что… Я-то так не думаю, но если вдруг… Тогда можете не сомневаться: виновные понесут наказание. По всей строгости закона.
— Отрадно слышать. — Москвич, наконец, встал, и его дорогущий костюм без одергиваний, сам собой, в мгновение ока идеально лег по фигуре. — Может быть, я могу оказать какое-то содействие — ну, хотя бы финансовое?
— Это преждевременно. — Искушение, как обычно, было велико, но на этот раз Сарайкин преодолел его без малейшего труда: опасения, которые вызывал у него этот человек, были сильнее любого искуса. — В данный момент факт совершения преступления не установлен. Полагаю, он и не будет установлен, потому что никакого преступления не было. Иначе Горчаков давно уже бил бы во все колокола, это ведь, как-никак, его семья. А раз так, за что вы собираетесь… эээ… чему вы собираетесь содействовать?
