Конечно, настоящее, детальное изучение архива, в котором хранятся научные разработки оборонного значения — работа, которая может занять годы. Но Бурундук мало что смыслил в электронике и потому ограничился беглым просмотром технических описаний. Иногда ему было достаточно просто взглянуть на титульный лист, чтобы небрежно сунуть папку обратно на полку; иногда приходилось обращаться за консультацией к специалистам, после чего в большинстве случаев папку постигала та же участь: старье, хлам, никому не нужно — на полку ее, пусть пылится дальше.
Так он и раскопал синюю папку с документацией по закрытому в конце восьмидесятых проекту «Борисфен». И именно потому, что не был инженером-электронщиком, а подвизался в совсем другой области, Бурундук заинтересовался этой папкой всерьез: словосочетание «системы пуска и наведения баллистических ракет» на него, бывшего офицера ГРУ, произвело именно то впечатление, которое должно было произвести. Бурундук принял охотничью стойку, отложил папку с «Борисфеном» в сторонку и начал осторожно наводить справки у специалистов заводской лаборатории.
Специалисты популярно объяснили, что новаторские идеи авторов проекта безнадежно устарели и не представляют никакого интереса для оборонного комплекса России, равно как и других ядерных держав. Но, добавили они, рассекречивать папочку рано: не надо забывать об аутсайдерах наподобие Ирана и Северной Кореи. Эти веселые ребята, эти милитаризованные затейники уже научились худо-бедно расщеплять плутоний и наверняка всерьез подумывают о том, каким образом доставить его туда, где он мог бы расщепиться с максимальным эффектом — в Сеул, например, в Тель-Авив, а если получится, так и прямо в Вашингтон. А поскольку помогать им в этих изысканиях никто не собирается, «Борисфен» мог бы их заинтересовать — конечно, если предположить, что они каким-то чудом узнали бы об его существовании.
Бурундуку этого оказалось достаточно, чтобы синяя папка стала его неотвязным кошмаром, его личной головной болью, от которой не спасали никакие лекарства. А тут, как на грех, в административном корпусе затеяли менять окна, и в ходе этой замены сразу же обнаружилась одна любопытная конструктивная особенность здания.
В Мокшанске поговаривали, будто заводские корпуса, как и многие другие строения в старой части города, возводили заключенные — кто-то утверждал, что немецкие военнопленные, а кто-то — что зеки из соседнего лагеря. Старожилы по этому поводу высказывались неопределенно — то ли путались в воспоминаниях за давностью лет, то ли по привычке темнили, — а старое деревянное здание городского архива сгорело дотла еще в начале восьмидесятых в результате короткого замыкания в хорошо помнившей «отца народов» электропроводке. Установить истину, таким образом, было тяжело, если вообще возможно, да это никого и не интересовало: какая разница, кто строил, лишь бы стояло и не падало. Это ж не Зимний дворец и не храм Василия Блаженного! Да и там, если разобраться, наблюдается та же картина: даже когда речь идет об истинном шедевре зодчества, история хранит имена архитекторов, а не каменщиков и глиномесов.
Но в данном случае дело было не в именах и лицах, а в острой нехватке строительных материалов, которую, судя по тому, что у них вышло, испытывали строители завода. Вышло же у них что-то вроде слоеного пирога: две стенки, наружная и внутренняя, толщиной в кирпич, а между ними — забитая землей и строительным мусором полость примерно такой же толщины. Работяги, которые меняли окна в административном корпусе, по этому поводу даже попытались устроить что-то вроде забастовки: да куда ж его тут крепить, к чему прибивать-то — к мусору?! Оно ж от первого сквозняка на хрен вывалится, а вы потом скажете: Петрович виноват, схалтурил… ну, и так далее, по принципу: языком брехать — не топором махать.
В усмирении этого стихийного бунта, вызванного могучим похмельем и неодолимой русской ленью, в числе прочих ответственных лиц принял посильное участие и Мамалыгин — дело-то происходило не где-нибудь, а в административном корпусе, на втором, директорском этаже, в двух шагах от спецчасти и тесного кабинетика начальника службы безопасности. И именно Мамалыгин, разогнав сбежавшихся на шум представителей заводской администрации по рабочим местам, в одиночку уладил дело — по его позднейшему признанию, старым, но действенным методом кнута и пряника, роли которых с успехом сыграли обещанное лишение премиальных и две бутылки плодово-ягодного. Ломать голову в поисках инженерного решения проблемы тоже не пришлось: осознав, что работать все-таки придется, плотники забили в полость между кирпичами дубовые пробки, укрепив их цементным раствором, после чего установка оконных блоков прошла как по маслу. Иначе и быть не могло: плотники были нормальные русские мужики, способные, как в старом анекдоте, при помощи лома и чьей-то матери вывести на орбиту космический корабль.
А на следующий день нестандартно мыслящий Бурундук, пользуясь своим служебным положением, пронес на территорию завода купленный специально для этой цели электрический лобзик. Этим лобзиком он, задержавшись в административном корпусе после окончания рабочего дня, аккуратно выпилил нижний брус одного из оконных блоков в коридоре второго этажа. Потом выгреб в предусмотрительно прихваченный с собой полиэтиленовый пакет с ведро перемешанной с битым кирпичом, ржавыми гвоздями и какими-то заскорузлыми от грязи тряпками земли, и тайник, можно сказать, был готов. Аккуратные надрезы шли точно по стыкам нижнего бруса с боковыми, и после того, как Бурундук пристроил вырезанный кусок на место, стали практически незаметны. Окна в коридоре открывались не чаще раза в год (по весне, перед Пасхой, чтобы помыть стекла), и опасность, что тайник случайно обнаружат, таким образом, была минимальная. К тому же, тайник Мамалыгин оборудовал не для того, чтобы постоянно хранить в нем папку с «Борисфеном», а просто на всякий пожарный случай — ну если завод, к примеру, вдруг начнет штурмовать иранский или северокорейский десант…
В этом месте рассказа пребывающий в отменном расположении духа Волчанин перебил Горчакова — оттянув указательными пальцами наружные уголки глаз, отчего те сделались по-восточному раскосыми, дурашливой шепелявой скороговоркой потребовал:
— Руськая насяльника, отдавай синий папка, а то мы твой собака саслык кусять ням-ням! А вы уверены, что папка в тайнике? — оставив неуместное дурачество, деловито спросил он.
— Если Мамалыгин ее не уничтожил и не вынес с территории завода, что маловероятно, ей просто негде больше быть, — устало произнес Горчаков.
— Резонно. Так которое окно?
— Не знаю, — сказал Горчаков и, встретив недоумевающий взгляд рейдера, торопливо добавил: — Правда, не знаю. Он пытался мне сказать, но я в тот момент был здорово занят, да и эта его затея с тайником мне, откровенно говоря, показалась чистой воды мальчишеством… Но окон в коридоре не так много. После того, как вы разворотили ползавода, проверить несколько оконных блоков, полагаю, не составит большого труда.
— Это верно, — усмехнулся рейдер. — А вы молодчина, Михаил Васильевич. Завидую вашему самообладанию и чувству юмора. Надо же, как вы меня поддели! Да, наломали мы с ребятами дров…
На лестничной площадке между первым и вторым этажами подполковник Сарайкин отнял от уха и задумчиво подбросил на ладони мобильный телефон. Теперь он знал все: и где находится тайник, и что в этом тайнике лежит — миллионы долларов, вот что. Возможно, даже десятки миллионов. Сто тысяч за услуги? Ха!..
