С этим все было ясно: не тратя драгоценного времени на такую чепуху, как сон, рейдеры продолжали искать то, за чем явились. Более пристального внимания Якушева удостоились всего два окна, и оба на втором этаже. Одно из них, по-видимому, было окном директорского кабинета. Там за длинным столом для совещаний, ковыряясь ложками в банках с тушенкой и запивая грубую солдатскую пищу черным кофе, сидели и что-то обсуждали два человека в одинаковых комбинезонах, служивших рейдерам униформой. На столе, соседствуя с нехитрой военно-полевой снедью, лежал короткоствольный автомат, на фоне которого фарфоровые кофейные чашки — несомненно, реквизированные в директорской приемной — смотрелись довольно-таки странно.
Один из двоих участников позднего застолья, судя по выражению лица и властной повадке, являлся главарем ставшей табором на территории «Точмаша» банды профессиональных экспроприаторов. Мимоходом порадовавшись отсутствию снайперской винтовки, при наличии которой ему было бы очень трудно удержаться от маленькой невинной шалости, Юрий переключил свое внимание на второе освещенное окно. Оно располагалось там же, на втором этаже, буквально через три окна от директорского кабинета, и, единственное во всем ряду, было забрано прочной стальной решеткой. Никто не ставит решетки на окна просто так, для красоты или на всякий пожарный случай; решетка означает наличие внутри каких-то ценностей, которые владельцам хотелось бы сохранить. И, памятуя о хранящихся в архиве спецчасти морально устаревших интеллектуальных сокровищах оборонного значения, Юрий мог с большой долей уверенности предположить, что это она и есть — спецчасть, в которой до недавнего времени хранилось то, за чем на завод пришли люди в черной униформе.
Он убедился в правильности своей догадки, разглядев внутри помещения голые металлические стеллажи, между которыми грудами валялись сброшенные на пол папки и разлетевшиеся из них бумаги. Некоторое время среди этих бумажных сугробов не наблюдалось никакого движения, и Юрий уже почти поверил, что в спецчасти просто забыли выключить свет, когда перед окном, откуда ни возьмись, вдруг появился полноватый гражданин средних лет, самой что ни на есть мирной, штатской наружности. Он был одет в светлые брюки и мятую белую рубашку навыпуск, спереди испачканную чем-то темным — вероятнее всего, кровью. Остановившись у окна, он взялся рукой за край открытой форточки и, прислонившись лбом к стеклу, некоторое время бесцельно созерцал четко, как на схеме, расчерченный яркими пятнами света от прожекторов и угольно-черными тенями пустой заводской двор.
Гражданин был знакомый: Юрий видел его на похоронах генерала Камышева и запомнил именно с тем безнадежным, убитым и потерянным выражением лица, которое наблюдал в данный момент.
— Вскормленный в неволе орел молодой, — пробормотал Якушев, опуская бинокль.
До заводоуправления было рукой подать, но на то, чтобы перебраться с одной крыши на другую, Юрий потратил без малого час — уж очень пустым и хорошо освещенным было разделявшее его наблюдательный пункт и административный корпус пространство. Идти пришлось кружным путем, и один раз Якушев едва не засыпался, неожиданно обнаружив в двух шагах от себя часового, которого не заметил раньше. Но все кончилось благополучно, и по истечении названного промежутка времени взятый в заложники директор завода Горчаков едва не умер от испуга, когда, услышав тихий стук в стекло и посмотрев в окно, увидел там висящего вниз головой человека.
Достижению взаимопонимания немало поспособствовал тот факт, что Михаил Васильевич, как оказалось, тоже запомнил Юрия, которого видел в крематории в компании генерала Алексеева. Состоявшийся разговор длился около пяти минут и существенно усложнил и без того непростую задачу. По долгу службы Юрий был обязан незамедлительно доложить Ростиславу Гавриловичу обо всем, что услышал от Горчакова. В этом-то и была загвоздка: он точно знал, какой приказ получит. Потому что в глазах любого генерала любой, какую ни возьми, силовой структуры на этой скверно приспособленной для жизни планете чаша весов, на которой лежит папка с грифом «Совершенно секретно», заведомо тяжелее той, на которую брошены жизни всего-то трех заложников.
Заранее признавая правомерность еще не полученного приказа, Юрий понимал, что в ближайшее время ему предстоит здорово побегать, пытаясь угнаться за двумя зайцами одновременно. Поэтому, чтобы не потеть в одиночку, он позвонил Ростиславу Гавриловичу сразу же, как только покинул завод. Выслушав его, генерал ворчливо поинтересовался, не нуждается ли майор Якушев в чем-либо еще — например, в обстреле территории завода лазерными лучами из космоса или в предпринятом в качестве отвлекающего маневра возобновлении военных действий против Грузии. «Ты на часы смотрел?» — осведомился он в заключение таким тоном, словно крепко сомневался в умении Юрия пользоваться поименованным прибором. Юрий ответил, что смотрел, и его превосходительство, недовольно посопев в трубку, пообещал, наконец, что постарается что-нибудь придумать.
В его устах такое обещание было равносильно констатации свершившегося факта. Ловить такси в здешней глухомани не стоило даже пытаться, и слегка успокоенный Якушев пустился в обратный путь ровной, обманчиво неторопливой рысью, в привычном темпе ночного сорокакилометрового марш-броска по пересеченной местности в полной боевой выкладке. По счастью, преодолеть ему предстояло намного меньше, чем сорок километров, да и сумку свою он оставил на территории завода, засунув в щель между двумя мусорными контейнерами. Поэтому, когда он вернулся в гостиницу через оставленное открытым окно душевой на первом этаже, у него еще осталось несколько часов на то, чтобы хорошенько выспаться перед завтрашним днем, который обещал стать весьма хлопотным и не сказать, чтобы легким.
Так оно и вышло. С утра, гладко выбрившись и нацепив презентованный его превосходительством шикарный костюм, Юрий нанес визит начальнику местной полиции. Ни на что особенное он при этом не рассчитывал, и ничего особенного не произошло. Подполковник держался молодцом, и, чтобы слегка его расшевелить, Юрию пришлось пройтись насчет его золотых швейцарских часов — аксессуара, который и впрямь был не по чину провинциальному менту. Подполковник выкрутился довольно ловко, почти не потеряв лица, но блеснувший в его тусклых, как у снулого карпа, глазах недобрый огонек яснее всяких слов сказал Юрию о том, что он только что нажил весьма опасного врага.
Что и требовалось доказать. В дикой природе нет писаных законов, как нет и необходимости создавать видимость их соблюдения. Белая ворона обречена — традиционно окрашенные соплеменницы заклюют ее насмерть, и им за это ничего не будет. В человеческой стае все устроено немного иначе, и непривычного окраса здесь далеко не всегда достаточно для того, чтобы спровоцировать нападение. Между оскорбительным намеком на то, что провинциальный полицейский вряд ли способен удовлетворительно объяснить, откуда взялся сверкающий на его запястье золотой хронометр, и наказанием за излишнюю наблюдательность могут пройти недели, месяцы и даже годы. Юрий таким временем не располагал и, чтобы максимально ускорить процесс, устроил небольшое представление у ворот транспортной проходной «Точмаша». Он старательно тыкал палкой в гнездо шершней, и желаемый эффект не заставил себя долго ждать: его пригласили на прогулку, не дав в полной мере насладиться тошнотворным варевом, которое в гостиничном ресторане называли бизнес-ланчем, вывезли за город и прикончили, обставив все как типичный несчастный случай.
