Книга Рот, полный языков, страница 103. Автор книги Пол Ди Филиппо

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Рот, полный языков»

Cтраница 103

В Алисе просыпается желание, в Бестере тоже. Их дыхание сливается в поцелуе. Она чувствует, как из нее выделяется липкая влага, берет в руку его отвердевшую плоть и сжимает ее.

Они падают на пол: Бестер на спину, Алиса сверху, контакта пока нет.

Затем она со всей силой садится, чтобы взять его в себя и через незначительную боль и кровь получить удовольствие, о котором и не мечтала.

Алиса играет со своей маленькой грудью.

Кто-то сзади шепчет ей в ухо, нежно водя пальцем по спине. Это Старджон, второй соблазнитель, необходимое дополнение к Бестеру, ангел, противостоящий дьяволу. Она замирает, внемля сладкому голосу.

- Я разговаривал с ними, - сказал гуру свабби. - Со свабхавикакая. Они гештальт-личности. Пытались найти себе подобных среди людей. Не знаю зачем. У них ничего не получалось. До нас. Неким образом мы втроем сольемся в единое божественное тело, наделенное дарами и обязанностями. Вас пришлось сначала немного подкорректировать.

Старджон замолкает. Алиса чувствует, как кончик его пениса скользит вниз по ее спине, оставляя дорожку мужской смазки.

И она воссоединяется с ними, открыв вечный вкус существования.

5
Она рождена для всех мужчин, которые ждут

Опустошенные, онемевшие свабби поднимаются с досок пристани. Их лидер и два гостя исчезли. Как и корабль инопланетян. А с ними, как понимают свабби, и все межзвездные утробы на планете.

Парень по имени Чип запрокидывает к небу заплаканное лицо. В облаке над заливом он видит трехликую голову, как у тибетского бога. Она расплывается под ножом неспешного ваятеля - ветра, превращаясь в двуполую маску.

Матерь в небе.

Стимпанк
Роман в новеллах
Виктория

Я устала, а потому тихонько ускользнула.

Королева Виктория, в своем личном дневнике

1
Полуночная политика

Трубочка из сверкающей латуни, прикрепленная зажимом к лабораторному кронштейну, торчала вертикально над углом письменного стола с ножками в виде львиных лап и обтянутого сверху наилучшим сафьяном. На высоте пятнадцати дюймов шарнир подсоединял к ней вторую трубочку, обеспечивая ей почти полное сферическое движение. Третья трубочка, подсоединенная к первым двум еще одним шарниром, завершалась насадкой, подогнанной по руке пишущего, – паз для большого пальца и четыре противолежащие выемки для остальных четырех. Из конца насадки высовывался кончик пера автоматической ручки.

Мерцающий свет газовых рожков, шипящих по стенам уютного увешанного картинами кабинета, озарял этот механизм по всей его длине, придавая ему зыбкий маслянистый блеск. За пышными гардинами больших окон царствовал насыщенный холерой лондонский туман: густые клубы раскручивались и расползались наподобие византийских заговоров. Тоскливый бесприютный перестук копыт упряжки лошадей, влекущих последний омнибус линии Уимблдон – Мертон – Тутинг, доносился в кабинет едва-едва, усиливая ощущение приятной уединенности от всего мира.

Под кончиком пера, завершающего систему трубок на кронштейне, помещалась наклонная платформа. Платформа эта ползла по сложной системе зубчатых рельсов на крышке стола и приводилась в движение вращением ручки слева. В чугунной скобе у верхней части платформы медленно вертелся рулон бумаги. Бумага, проползая пространство, отведенное для письма, затягивалась валиками в нижнем конце платформы. Валики эти также вращались ручкой синхронно с движением платформы по рельсам.

На полу в глубоком пространстве между тумбами обширного стола стоял многогаллонный стеклянный жбан, полный чернил. От плотной крышки жбана резиновый шланг тянулся к латунным трубкам и, следовательно, к перу. Ножной насос гнал чернила из жбана в систему, сколько их требовалось.

В центре этого механизма для письма помещался его хитроумнейший, эксцентричный двигатель.

Космо Каупертуэйт.

Каупертуэйт был худым молодым человеком с румяным лицом и светло-рыжими волосами. Одет он был щеголевато, что указывало на приличный доход: пластрон из узорчатого кашемира, вышитый жилет, элегантные панталоны.

Вытащив из жилетного кармашка большие серебряные часы луковицей, Каупертуэйт поставил стрелки по моменту проезда тутингского омнибуса – одиннадцать сорок пять. Возвратив часы в их кармашек, он одернул натуропатический жилет, который носил непосредственно на теле. Эта громоздкая панацея со множеством вшитых вместилищ для целебных трав имела обыкновение подскакивать от его талии к подмышкам.

Теперь довольно-таки лунообразное лицо Каупертуэйта приняло выражение абсолютной сосредоточенности: он полировал свои мысли, прежде чем доверить их бумаге. Правой рукой сжимая перо на конце третьей трубки, левой рукой стискивая ручку, держа правую ступню наготове над насосом, Каупертуэйт пытался совладать со сложными эмоциями, порожденными последним визитом к его Виктории.

Наконец он, казалось, привел в надлежащий порядок свои мысли. Наклонившись, он погрузился в писательство. Ручка вертелась, насос качал, платформа по-крабьи ползла поперек стола, описывая конхоиду Слюза, трубки раскачивались туда-сюда, бумага двигалась под пером и чернила растекались словами. Только с помощью этого фантастического механизма, который он был вынужден изобрести сам, Каупертуэйту удавалось успевать с требуемой быстротой за своим лихорадочно-пылким мозгом натуралиста.

25 мая 1838

В. в своем новом жилище как будто счастлива, насколько я способен заключить по ее маловыразительной – хотя и магически привлекательной – физиогномии и горловым звукам. Мадам де Малле заверила меня, что ее не слишком утруждают как в смысле количества посетителей, так и в смысле их знаков внимания. (Там имеются другие мордашки, более напрактикованные и закаленные, чем моя бедняжка В., к которым старуха де Маме бдительно отправляет более, скажем, требовательных клиентов.) Правду сказать, бедное создание словно бы расцветает под воздействием физического внимания. Когда я инспектировал ее сегодня, она, бесспорно, выглядела здоровой и веселой, и ее прекрасный гладкий эпидермис так и манит к нему притронуться. (Мадам де Малле, видимо, скрупулезно выполняет веемой инструкции касательно необходимости поддерживать кожу В. постоянно увлажненной. На видном месте стоит большой пульверизатор французского изготовления, и В. поняла, как им надо пользоваться.)

Щупая ей пульс, я вновь поразился хрупкости ее костей. Когда я нагнулся над ней, она приложила одну руку с тонкими, чуть перепончатыми пальцами к моему лбу, и я почти лишился чувств.

Нет, я вновь признал про себя, что самое лучшее – не держать ее у себя дома. Лучше для нее и, главное, лучше для меня, для уравновешенности моих нервов, не говоря уж о моей телесной организации.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация