И Корсо смеется
достаточно громко, чтобы заставить прохожих
посмотреть на него с изумлением,
ибо его аппетит
внезапно становится огромным,
и не только к пище.
- Толстому Лошаднику, Джонатану Херовиту и, разумеется, Рыжеволосому.
Сизиф и Посторонний
Альбер Камю был утомлен. Утомлен работой. Утомлен жизнью. Утомлен обширной империей, в процветание которой вносил каждодневный, пусть и крошечный вклад. Впрочем, выбора у него не было, и порой он казался себе Сизифом, закатывающим на гору камень. Будущее предопределено, рассчитывать на бегство или перерождение не приходится.
В своем кабинете в алжирском императорском дворце Альбер Камю устало уронил голову на руки. Вторые сутки он не смыкал глаз, готовясь к торжествам по случаю двойного юбилея. В 1954 году исполнялось пятьдесят лет с открытия N-лучей и сорок лет с рождения Французской империи из пепла слабосильной Третьей республики. По всей империи, от карибских островов до берегов Южной Америки, от знойных джунглей Индокитая до безмятежных лагун Полинезии, от песчаных африканских равнин до островков посреди Индийского океана, во всех колониях и протекторатах, над которыми гордо реял французский флаг, шли похожие приготовления.
Повсюду следовало развесить полотнища триколора и портреты - сурово хмурящегося императора и гениального изобретателя Рене Блондло, лысого и с бородкой клинышком. Фасады общественных зданий требовалось отдраить слабой дозой N-лучей. Также нужно было украсить бальные залы, заказать провизию для банкетов, наметить маршруты парадов, подписать разрешения на торговлю лоточникам, разослать приглашения. Всех бездомных надлежало выслать в провинцию. Узкие, ступенчатые улочки касбы - заблокировать во избежание любых демонстраций, сколь угодно мирных и малочисленных, против французов и их празднеств. (Лучше уж выслушивать жалобы торговцев, которые потерпят убытки из-за своевременных шагов по предотвращению незаконных собраний, чем отвечать циничным репортерам о трупах демонстрантов, обугленных N-лучами из полицейских ружей.) И самое важное, следовало проверить и перепроверить меры безопасности в связи с визитом императора.
Разумеется, от начальника Альбера, генерал-губернатора Мерсо, помощи не было никакой. Эта надутая самодовольная жаба умела лишь вдохновенно читать по бумажке не им написанные речи да трясти руки местных деловых воротил и собирать с них мзду. Но в любых практических вопросах невежда Мерсо (получивший пост благодаря высокопоставленным родственникам в метрополии) всецело полагался на своего подчиненного, Камю, прошедшего суровую дипломатическую выучку в Национальной школе управления.
Камю поднял голову от сложенных рук и, тряхнув угольно-черной напомаженной шевелюрой, скривился в усмешке; его мужественное, с резкими чертами лицо пробороздили морщины. «Эх, мама и папа, - подумал он, - если бы только вы могли видеть сегодня своего маленького мальчика, ради которого едва сводили концы с концами, лишь бы он получил самое лучшее образование на земле предков. И вот на сорок втором году жизни он стал серым кардиналом при каком-никаком дворе, однако чувствует себя совершенно несчастным».
Но конечно же родители Камю никак не могли сегодня увидеть, до чего он дошел. Оба они погибли в 1935-м, когда на двадцатом году империи по Алжиру прокатилась волна выступлений против «черноногих»; сам же Камю находился тогда в безопасности в Париже. Катастрофа унесла множество жизней, и европейцев, и арабов, прежде чем солдаты империи с их грозным лучевым оружием и броневыми лучеходами сумели восстановить порядок. Впрочем, после этого решительного применения силы мир и согласие воцарились в Алжире, да и по всей империи, в отдельных уголках которой также было устроено показательное кровопролитие.
Саркастическая усмешка сошла с лица Камю, когда он задумался о кровавом фундаменте нынешней эпохи всеобщего мира и благоденствия с Парижем в ее центре. Он потянулся за пачкой сигарет, лежавшей рядом с переполненной пепельницей, достал одну и закурил. Отвратительная, необходимая привычка, но извинительная в эти дни, когда рак легких можно вылечить строго отмеренной, целебной дозой N-лучей (так же, как сам Камю избавился от туберкулеза, которым страдал с детства), - если, конечно, принадлежишь к элите. Откинувшись к спинке кресла на колесиках и попыхивая сигаретой, Камю позволил себе несколько минут блаженного бездействия. Под высоким потолком его тесного, по-спартански пустоватого кабинета жужжали две мухи. Ослепительное летнее солнце Алжира, подкрепленное отраженным блеском так любимого Альбером Средиземного моря, лило сквозь щели деревянных жалюзи плавленое золото, расчерчивая кабинет в контрастную клетку. Но воздух оставался прохладным - исправно гудели лучевые кондиционеры.
Камю погрузился в полудрему, из которой его вырвал гудок телеинтеркома; N-лучи высветили на экране лицо его помощницы Симоны Гиэ - строгой женщины одних лет с Альбером.
- Мсье Камю, вас хочет видеть американский посол.
Камю выпрямился и затушил сигарету:
- Пусть войдет.
Когда дверь отворилась, он уже поднялся из-за стола и двигался навстречу послу.
- А, господин Райнбек! - с акцентом произнес Камю по-английски, радушно пожимая ему руку. - Очень рад вас видеть. Полагаю, ваш секретариат получил билеты на все праздничные мероприятия. Без надлежащим образом оформленных приглашений пускать не будут никого, абсолютно никого. Сами понимаете, меры безопасности…
Седовласый, с выступающей челюстью, американец отмел вопрос взмахом руки. Его грубоватая непринужденность восхитила и в то же время ужаснула Камю.
- Да-да, - ответил Райнбек, - мои помощники разберутся со всеми этими бумажками. Сейчас у меня дело поважней. Я должен немедленно увидеть генерал-губернатора, чтобы заявить официальный протест.
Среди прочего в обязанности Камю входило по возможности пресекать подобные поползновения напрячь Мерсо сверх его скромных способностей.
- Официальный протест? По какому же поводу? Едва ли столь драматичный шаг необходим при тех дружеских отношениях, которые сложились между нашими державами. Наверняка речь идет о каком-нибудь пустячном недоразумении, и я буду только рад его разрешить.
Голубые глаза на загорелом лице Райнбека блеснули сталью. Несмотря на кондиционеры, Камю бросило в пот. Две мухи, прежде кружившие под потолком, снизились и теперь мельтешили перед самым его лицом. Их жужжание действовало на нервы, но отогнать их Камю не решался, опасаясь показаться смешным.
- Недоразумение вовсе не пустячное, - сказал Райнбек. - Ваши солдаты задержали на южной границе с Нигером группу ни в чем не повинных американских туристов и отказываются отпустить, пока тех не допросит имперская спецслужба. Поговаривают даже о том, чтобы отправить их в Париж. Это противоречит всем договорам и международным нормам. Я должен немедленно увидеться с Мерсо и потребовать их освобождения.
