— И что, только из-за того, что служебный вход в твой заразный диспансер виден из окон твоей кухни, ты собираешься тухнуть в нём вечно? А если бы на его месте стоял общественный туалет?
— А чего не патологоанатомический корпус больницы? — Вера отделила ложкой кусочек шоколадного шарика и поднесла его ко рту, но вдруг застыла. — Слушай, Берестов, а чего это вдруг ты так трогательно обо мне заботишься? Не иначе как опять разинул рот на чужой кусок и теперь ищешь, чьими бы руками его посподручнее умыкнуть.
— Да нет, Вер, просто обидно. Мы с тобой дружим уже не один десяток лет, и мне жалко смотреть, во что превратилась твоя жизнь, — осторожно миновал острый угол Юрий. — Что ты видела в жизни, кроме стеклянного окошечка тридцать на тридцать, бланков с фиолетовыми штампами и зачуханных посетителей?
— Почему сразу «зачуханных»? Ты, Берестов, не прав, в большинстве случаев в КВД приходят вполне приличные люди: кому справку в бассейн, кому печать в медицинскую книжку, кто просто за советом. Почему как КВД, так сразу на уме только одни гадости? Ты-то сам никогда в КВД не обращался?
— Ну ты и сравнила, я — другое дело, — обиженно вскинул брови Берестов.
— Да? И чем же ты другой? — облизнув ложечку, Вера ехидно хмыкнула. — Если память мне не изменяет, то даже при более детальном осмотре ты точно такой же, как все остальные мужики, — сморщив кожу на переносице, Веруня поиграла оправой очков и привычным жестом провела рукой от пушистой светлой чёлки к стриженому, словно у новобранца, затылку.
— Верка, перестань говорить глупости! Я тебе о высоких материях, а ты снова со своей физиологией! Неужели ты для того в школе выцарапывала золотую медаль, чтобы всю свою жизнь подклеивать листочки в карточки больных? У тебя же за плечами высшее гуманитарное, аспирантура, курсы по стенографии, спецкурсы по языку! Неужели тебе не жалко, что всё эти знания в конечном итоге пойдут коту под хвост?! — Берестов, в очередной раз зацепив ложечкой стенку вазочки, с раздражением отодвинул от себя неудобную посуду.
Нет, что ни говори, в «Космосе» подавали одно из лучших мороженых во всей Москве, но длинные стеклянные вазочки, сделанные в форме цветка, были просто отвратительны. Узкие, вытянутые, похожие на полураспустившиеся цветы ириса, они имели кривые волнистые стенки с полукруглыми выступами, отогнутыми наружу и изображающими лепестки. А мороженое, уложенное слоями и украшенное взбитыми сливками, было мягким, и если в первые пять минут его ещё можно было хоть как-то подцепить ложкой, то чуть позже, подтаяв, оно сползало по кривым стеклянным стенкам вниз, и его просто невозможно было доесть.
— Слушай, Берестов, мы с тобой так давно знаем друг друга, что подкатываться уже как-то неприлично, — коснувшись губами узкой трубочки, Вера с силой потянула сок, и густая оранжевая мякоть стала неторопливо подниматься вверх. — Скажи мне честно, для чего тебе нужно, чтобы я бросила свою накатанную колею и устремилась навстречу весьма сомнительной авантюре? Мы же с тобой не малые дети, и оба прекрасно понимаем, что просто так меня в горком никто не возьмёт, пусть у меня хоть на лбу написано гарвардское образование.
— Да что ты, Верочка, ты не знаешь себе цены. Такую, как ты, возьмут везде.
— Ну а если по существу?
— Если по существу, то мне нужна твоя помощь, — поискав глазами пепельницу и не увидев её ни на одном столике, Берестов досадливо сморщился. — Может, ещё мороженого? Или кофе?
— От кофе я бы не отказалась, но с одним условием: счёт пополам, — согласилась Вера, и её рука привычным жестом прошлась от макушки к затылку.
— Будьте добры, можно вас на минуточку? — щёлкнув пальцами, Юрий подозвал официантку. — Принесите нам ещё два кофе. Мне — глясе, а девушке… — он вопросительно посмотрел на Веру.
— Девушке двойной, и полкусочка сахара, пожалуйста.
— Всё? — шариковая ручка официантки застыла над блокнотом.
— Пока всё, — вальяжно кивнул Юрий. — А пепельницу попросить можно?
— Извините, у нас не курят, — опустив ручку с блокнотом в кармашек белоснежного передничка, официантка отправилась выполнять заказ, а Юрий, улыбнувшись, смущённо развёл руками: — Сто лет тут не был и уже позабыл, что дымить не положено. А знаешь, пожалуй, в «Космосе» я последний раз был с тобой. Помнишь, у Борьки был день рождения и он пригласил всю нашу честную компанию в кафе?
— Так это было года три или четыре назад.
— Ну да, наверное. Полгода я уже в Москве, два года перед этим был в Америке, выходит, это было в семьдесят первом или даже в семидесятом. Точно. В семидесятом. Тогда ещё у Витьки с Аськой дочка родилась, и он всё обещал, что следующим будет сын.
— У тебя тогда Надюшка в первый класс пошла, значит, точно, в семидесятом. Помнится, мы тогда с Иркой Катышкиной припёрлись на полчаса раньше назначенного времени и, чтобы не мотаться без дела, зашли во-он в то магазинчик, — указав через стекло на противоположную сторону улицы, Вера невольно улыбнулась. — Магазинчик как магазинчик, там всяким женским барахлом торгуют: плащами, юбками, кофточками, чулками. Решив, что времени ещё вагон, мы с Иркой от нечего делать стали всё это примерять и до того допримерялись, что опоздали на встречу.
— Да, наша старая, добрая Пешкофф-стрит… здорово было, — неизвестно почему, Юрий грустно вздохнул. — Сейчас у всех уже своя жизнь. Ты про наших что-нибудь знаешь?
— Да особенно ничего. Вот знаю, что у Витьки с Аськой скоро должен второй ребёнок родиться, только врачи говорят, что, наверное, опять будет девочка. Витька грозится пойти на третий круг, но Аська сказала, что третьего рожать не будет, так что Витёк весь в ожидании чуда.
— А Клим?
— Климка всегда был головастым. Ты же помнишь, как только он окончил свой институт иностранных языков, хорошие знакомые его родителей пристроили его на работу в МИД? Потом он женился, она тоже переводчица, и тоже с японского, теперь они вместе работают в Токио.
— А Димка?
— Димка теперь большой человек, — неодобрительно протянула Вера. — Он работает в ЦУМе, в электротоварах. Ты же знаешь, там продают всякую дрянь, а хорошие товары расходятся исключительно по своим, так что наш Димка не бедствует, он свою денежку мимо рук не пропустит. А в этом году все квартиры переводят со ста двадцати семи на двести двадцать вольт, так что за стиралками, холодильниками и телевизорами народ теперь валом повалит, и уж будь уверен, Димон своего не упустит.
— Ваш кофе, — разговорившись, Вера и Юрий не заметили, как около их столика появилась официантка.
— Спасибо, — Юрий, отодвинув вазочку, освободил место для чашки. — Если можно, сразу принесите счёт, чтобы мы могли уйти в любой момент, — попросил он.
— Вы больше ничего заказывать не будете? — собирая на поднос пустую посуду, уточнила официантка.
— Нет, — Юрий пододвинул к себе чашку, взял с блюдца чайную ложечку с фигурной ручкой и, подцепив высокую пенку с поверхности кофе, с удовольствием отправил её в рот.
