— Пилятся? — глаза Любаши удивлённо округлились.
— Ну, линяют, — пояснила Лидия. — Понимаешь, если индиго натуральный, спичка должна окраситься в синий цвет, а если нет — значит, толкают барахло.
— Ну, и как, окрасилась? — Люба сняла турку с огня и отставила на выключенную конфорку.
— Представь себе, да. И спичка окрасилась, и размерчик мой, и отстрочка рыжими нитками — всё как положено.
— Тогда я не понимаю, чего ты ревела, тебе что, денег стало жалко? — удивлённо спросила Любаша.
— Сейчас поймёшь, — губы Лидии изогнулись в горькой улыбке. Поднявшись с табуретки, она на цыпочках прошла в прихожую, достала из своей сумки объёмный пакет с джинсами и, вернувшись в кухню, положила его на стол перед Любой. — На, смотри.
— И что я должна обнаружить? Джинсы как джинсы, очень даже ничего, — Любаша, непонимающе пожав плечами, приоткрыла угол пакета и провела пальцем по материалу. — Чего ты так убиваешься, Лидусь?
— А ты разверни, — коротко бросила она.
Открыв пакет, Любаша достала из него сложенные в несколько раз фирменные джинсы и, взявшись за пояс, слегка встряхнула. Развернувшись, брюки предстали во всей красе, и Люба обмерла от удивления: у джинсов была в наличии всего-навсего одна штанина.
— А где вторая? — поражённо проговорила она.
— Судя по всему, у такой же дуры, как я, — самокритично отозвалась Кропоткина.
— Так чего же ты сидишь, Лидусь?
— А что, по-твоему, я должна делать, искать ветра в поле?
— Может, обратиться в милицию? — неуверенно предложила Любаша.
— И что я им скажу? Что сегодня утром в Астраханском переулке баба в лисьей шапке продала мне одну штанину вместо двух?
— Эх, Лидка, Лидка, — на выдохе проговорила Любаша. — Как же ты не догадалась развернуть их там полностью?
— А ты бы догадалась? — с несчастным видом спросила Лидия.
— Лид… — забыв об остывающем на плите кофе, Любаша сочувственно взглянула в осунувшееся от переживаний лицо подруги. — Вчера Кирилл получил зарплату. Возьми у нас эти несчастные двести рублей, а отдашь когда-нибудь потом, когда у тебя будут лишние деньги.
— Ну, во-первых, не мне тебе рассказывать, лишних денег не бывает, — Лидия отрицательно покачала головой, — а во-вторых, это не выход. Ладно, с Кропоткиным я как-нибудь объяснюсь, а в следующий раз умнее буду. Спасибо тебе, я, пожалуй, пойду, скоро Славик из школы придёт, а у меня даже обед не готов.
— Так приходите к нам, я только сегодня кастрюлю кислых щей наварила, такие щи — пальчики оближешь, — предложила Любаша.
— А сметана будет?
— Целая банка.
— Если целая банка, тогда придём, — благодарно улыбнулась Лидия и, подхватив фирменную добычу под мышку, пошла обдумывать, как будет оправдываться.
* * *
Закатываясь за дальний берег реки, красный шар солнца ложился в розовую пену плюшевых облаков и, подёргиваясь сиреневатым пеплом, оставлял за собой на воде длинную дорожку, искрящуюся сотнями разноцветных огней. В прибрежных камышах надрывались лягушки, рассыпая по воздуху лопающиеся пузыри жемчужного смеха, в высокой духмяной траве истово стрекотали кузнечики, а над крышами домов, рассеиваясь едва уловимой туманной дымкой, расплывался испариной тёплый аромат нагревшейся за долгий летний день земли.
Сидя на ступеньках крыльца, Шелестов смотрел в расчерченное фиолетовыми полосами розоватое небо и с удовольствием вдыхал запах только что скошенной травы.
— А что он, город-то? Одно название, что город, а ведь ничего хорошего: пыль, гарь, толчея, суета с утра до ночи, машины…
— Ну, не скажи, — зевнула Анфиса. — В городе и выставки, и концерты, и театры, а тут что? Целыми днями дойка да покос, а зимой и вовсе скучища смертная.
— И часто наша Любка по театрам ходит? — Григорий иронически хмыкнул. — Вот она как-нибудь приедет, ты её спроси, когда она в театре последний раз была, может, вспомнит. Нет, Анфис, ты меня даже не уговаривай, в городе страх один. Вон, по телевизору передавали, зимой у них в метро бомбу взорвали. Теракт, говорят, произвели. Сколько людей безвинных погибло! А ведь в том вагоне детишки с ёлок ехали… — тяжело вздохнув, Григорий поджал губы. — Ты только на минуточку представь, что с нами было бы, если бы в этом проклятущем поезде ехал наш Минька? Или Любашка?
— Я и представлять не хочу! — лицо Анфисы помрачнело. — Говорят, тех трёх армяшек, что всё это затеяли, приговорили к высшей мере наказания.
— Да их не только к стенке поставить, их на огне спалить — и то мало будет, — со злостью сказал Шелестов. — Это всё правильно, что их осудили, только людей-то назад не вернёшь, вот в чём дело. А пожар в гостинице… как бишь её?
— «Россия»? — подсказала Анфиса.
— Да, в «России». Объявили, что кто-то там позабыл включенный паяльник, а я так считаю, что это самая настоящая диверсия была. Горели все тринадцать этажей, а пожарные лестницы доставали только до седьмого. Это как? Люди заживо в огне помирали. А ты говоришь, город… — задумчиво протянул он. — Нет, я бы в город не поехал ни за какие коврижки. По мне лучше наших Озерков в целом свете нет.
— Старый ты стал, Гришенька, вот и брюзжишь целыми днями, — неожиданно выдала Анфиса. — Если бы в городе было уж так плохо, зачем бы туда молодёжь рвалась?
— Работать не хотят, вот и рвутся, — не замедлил с ответом Григорий. — В деревне нужно хребет гнуть, а кому ж охота в навозе ковыряться? Сейчас все перетрудиться боятся, вот и бегут, как крысы, в город, бумажки перебирать. Бегут… — недовольно сморщившись, Григорий взялся за поясницу и, прогнувшись назад, смачно крякнул. — Вон, Машка Голубикина, до чего добегалась! Ещё бы чуть-чуть, и бегать некому стало. Уж поваляла её жизнь, изломала до последней косточки, а всё потому, что нечего было от родного дома в бега пускаться. Жила бы в своих Озерках — нет, подалась неизвестно куда, и — на тебе, чуть на тот свет не отправилась. Хорошо, «скорая» вовремя приехала. А то бы Настасье с Николаем хоть в петлю лезь, ведь одна она у них, больше нет никого.
— А вообще-то, уж если на то разговор пошёл, так что в городе, что в деревне, а год от года жизнь только хуже становится, — Анфиса отмахнулась от назойливых комаров сломанной веткой сирени.
— Это чем же тебе плохо живётся? — прищурился Григорий. — Сыта, обута-одета, крыша над головой есть, своя корова, птица…
— А что хорошего в том, что по всей стране цены подняли? Пенсия прежняя, а цены новые. Это как, по-твоему, хорошо?
— Э-э, мать, подожди, давай разберёмся, — Григорий оторвал руку от больной поясницы и многозначительно выставил её перед собой. — От того, что в городе такси подорожало, лично тебе не горячо, ни холодно. Ты на нём хоть раз за всю свою жизнь ездила? — Анфиса отрицательно качнула головой. — И не поедешь, потому что тебе это ни к чему, у тебя рейсовый автобус есть. Так чего ты печёшься о городских толстосумах? У кого деньги есть, им всё равно, десять копеек будут брать за километр или двадцать, они как ездили на такси, так и будут ездить.
