– Выкладывай.
Быстро излагаю все, что случилось со мной нынче утром. Подытоживаю:
– Едва ли это Трумен, что бы там твои подруги ни говорили.
Кейси молча переваривает информацию.
– Зачем им врать? Сама подумай, Мик. Зачем девчонкам врать про такое? Бред.
И тут меня осеняет. Возвращается подзабытое ощущение: деталька пазла уже найдена, и место ей найдено. Осталось ее подогнать.
– Кейси, что конкретно они говорили? Как именно выразились?
– Да что я, помню, что ли?
– А ты постарайся вспомнить.
Кейси нетерпеливо выдыхает.
– «В Кенсингтоне все знают про напарника твоей сестры. По-твоему, она сама не в курсе, да?» Вот что-то типа этого.
Я настолько потрясена, что сло́ва вымолвить не могу.
– Ну, и чего ты замолчала? – спрашивает Кейси.
– Мы с весны вдвоем не патрулировали – я и Трумен.
– Серьезно? А с кем ты теперь?
* * *
Слава богу, что Эдди Лафферти столько о себе выболтал; слава богу, что я умудрилась удержать в памяти эти гигабайты сведений!
Мы были напарниками всего месяц, и все это время я в основном слушала разглагольствования Эдди.
Но вот что подозрительно: уже давно сам он куда-то пропал.
Взмолившись к Эйхерну («Избавьте меня от напарника, я лучше одна буду!»), я всячески избегала Эдди. А теперь я вообще отстранена, то есть выключена из жизни Двадцать четвертого отдела.
Обсудить бы это с Труменом… Нет, нельзя – после сегодняшнего.
Зато можно назвать сестре имя Эдди Лафферти. Что я и делаю.
Кейси долго молчит.
– Что-то знакомое, – наконец выдает она. – Вроде я слышала это имя… Секунду подожди, Мики!
Но не успеваю я ответить, как Кейси отключается.
* * *
Томас лежит на диване, рядом с ним, на столике – стакан воды. По телевизору идет его любимая передача. Мой сын бледен, но в остальном выглядит здоровым.
– Меня вырвало, – объявляет он.
– Знаю.
Трогаю его лоб. Температуры нет.
– Сколько раз тебя стошнило?
Он вскидывает ручонку. Все пять пальчиков растопырены. Гордится, что ли?
Подумав, растопыривает пальцы и на другой руке. Десять раз, получается?
С порога миссис Мейхон чуть качает головой.
– Ему гораздо лучше, Мики. Верно ведь, Томас? Тебе лучше?
– Не лучше, – бурчит мой сын. Во взгляде, обращенном ко мне, – испуг. – Меня и сейчас тошнит, мама.
Миссис Мейхон открывает рот – и снова закрывает, без пояснений. Затем удаляется.
Следую за ней в свою спальню.
– Не хочу вмешиваться, да придется, – шепчет миссис Мейхон. – Томас очень беспокоится о вас, Мики.
– В смысле?
Она колеблется.
– По-моему, всё с ним в порядке. Ну да, его действительно малость стошнило. Рано утром. Но с тех пор он усиленно притворяется. Бегает в ванную, включает кран, производит рыгающие звуки, спускает воду в унитазе. Выходит и сообщает, что его стошнило. Верный признак, что ребенку недостает внимания.
– Я же с ним всю неделю была. Всю неделю, до вчерашнего дня!
– Дети обладают мощной интуицией, Мики. Томас отлично понимает: есть проблемы. Возможно, уверен, что вам грозит опасность.
– Ха.
– Только не подумайте: он не лгун. Он у вас очень славный. Вежливый.
– Спасибо.
Миссис Мейхон улыбается.
– Ладно, пойду. Оставлю мать наедине с сыном.
– Спасибо, – повторяю я.
* * *
По совету миссис Мейхон весь день провожу с сыном, причем на диване. Благодарный Томас буквально вцепился в меня. Жду – и не дожидаюсь – звонка от Кейси.
Наконец он засыпает в моих объятиях. Не выпускаю его, наоборот – прижимаю еще крепче. Как бинт к ране. Лишь во сне маленькое тельце расслабилось, обмякло. Теперь уже я в него вцепляюсь. Надо бы встать, навести справки о Лафферти, сделать несколько звонков, прибрать в доме… Но, зачарованная совершенством детского личика, потрясенная сходством его с лицом Кейси, я смотрю, смотрю неотрывно – и не двигаюсь с места.
Внезапно Томас пробуждается.
– Не уходи, мама!
– Не уйду. Честное слово.
* * *
В девять часов отчетливо слышится шорох автомобильных шин. Едва ли это миссис Мейхон вздумала поехать из дому на ночь глядя. И, уж конечно, сама я гостей не жду.
Вскакиваю, выключаю свет. Остается только фонарь снаружи, над лестницей. Лучше видеть, кого это принесло. И надо закрыться дополнительно – на цепочку.
Томас – на диване, даже пледом не укрытый. Хватаю его в охапку, тащу в детскую, укладываю, подтыкаю одеяло. Бесшумно закрываю дверь.
Незачем чужим глядеть на моего сына.
Оцепеневшая, прислушиваюсь к внешним шумам. Вот снаружи заскрипели деревянные ступени. Шаг тяжелый. Некто добрался до двери, остановился.
Почему-то не стучится.
Жаль, что оружие не при мне. Надо прокрасться к шкафу, достать «Глок». Вместо этого на четвереньках ползу к двери, приподнимаю занавеску.
На пороге стоит Кейси.
Отмыкаю и распахиваю дверь. Ледяной воздух отвешивает мне оплеуху. Шепотом спрашиваю:
– Что ты здесь делаешь?
– Приехала кое-что тебе показать. Это до утра не терпит.
Вся как деревянная, делаю шаг в сторону, пропускаю сестру, щелкаю выключателем. Она осматривается. Хвалит:
– Уютно у тебя.
– Что есть, то есть.
Некоторое время молчим.
– Как ты меня нашла?
– Папа дал адрес.
– Ты ему рассказала? Про всё?
Кейси кивает с серьезным видом.
– Вот именно, что про всё. Когда завязываешь, надо быть честной. Только начни привирать или утаивать, и… – Она складывает ладонь самолетиком, изображает крутое пике. – Можно, Мик, я папе позвоню? Я обещала позвонить, когда доберусь.
Завершив звонок, Кейси спрашивает:
– Лэптоп у тебя есть?
* * *
Сидим в моей спальне, на кровати, бок о бок. Кейси держит лэптоп.
А хорошо она в Сети ориентируется, я так не умею. Открывает «Фейсбук», задает в поиске имя «Эдди Лафферти».
Смотрим на экран. Вылезло целых семь Эдвардов Лафферти; один из них, похоже, наш. Вот он – в темных очках, с бритой непокрытой головой. Склабится. Держит на поводке собаку – питбуля-полукровку. Припоминаю: Эдди действительно упоминал о питбуле.
