К столу он приблизился почти одновременно с официанткой, которая принесла заказанное им пиво. Это было вполне предсказуемо — мясо жарится дольше, чем наполняется бокал, — но он все равно был разочарован, поскольку терпеть не мог пиво и заказал его только потому, что это слово было частью условленного пароля. Впрочем, то, что заказано и оплачено, вовсе не обязательно должно быть выпито; так тому и быть, решил он. На протяжении последней пары недель ему так часто приходилось полоскать рот спиртным для придания дыханию соответствующего аромата, что он постоянно чувствовал себя не то чтобы пьяным, но и не вполне трезвым. Это состояние надоело ему хуже горькой редьки, и, отодвигая бокал на дальний край стола, он испытал что-то вроде мстительного удовольствия.
Он как раз собирался разжать лежащие на холодном, слегка запотевшем стекле пальцы, когда со стороны низкой арки, ведущей в соседний зал, кто-то громко позвал:
— Молчанов! Федор! Это ты или не ты?
Услышав свой старый, давно не используемый псевдоним, он даже не сразу понял, что обращаются к нему, а когда понял, едва не плюнул с досады: ну что ты будешь делать! Москва — один из крупнейших городов планеты, настоящий мегаполис. Профессиональный математик со способностями выше среднего, возможно, взялся бы учесть неисчислимое множество случайных факторов и подсчитать процент вероятности незапланированной встречи со старым знакомым в этом суетном, кишащем миллионными толпами, вечно куда-то спешащем людском муравейнике. При этом даже без высшего математического образования было ясно, что упомянутый гений рискует в процессе подсчета лишиться рассудка, и, что самое печальное, без видимого смысла: и так ведь ясно, что упомянутая вероятность близка к нулю. И вот он, один шанс на сколько-то там миллионов: невысокий, сухопарый, почти не изменившийся за десять лет, только заметно поседевший и как будто подсохший человек стоит в дверях и улыбается во все тридцать два вставных зуба!
На размышления и колебания ушла доля секунды. Можно было попытаться все отрицать, но стоявший у входа человек обладал феноменальной, прямо-таки фотографической памятью на лица. При этом он точно знал, кем был десять лет назад Федор Молчанов, и попытка выдать себя за кого-то другого привела бы к результату прямо противоположному желаемому: старик в два счета сообразил бы, что он на задании. В силу целого ряда причин это было недопустимо, а значит, выход оставался только один: оставаться в образе. Да, Федор, он самый и есть; сколько лет, сколько зим! Потрепанный вид, запах перегара и кружка пива на столе без слов объяснят остальное: Федот, да не тот. Постарел, вышел в тираж, опустился, запил — с кем не бывает?..
Он решительно придвинул к себе пиво, сделал для разгона могучий глоток, а потом шумно встал и, широко, словно для объятий, раскинув руки, радостно возопил на весь зал:
— Какие люди! Глазам не верю! Ник-Ник, это ты?! Сколько лет, сколько зим!
Глава 5
Как всякий опытный боец, Николай Николаевич Безродный обладал развитой интуицией, прекрасно об этом знал и привык на нее полагаться. Он прожил на свете без малого шесть десятков лет; это были не самые легкие и приятные годы, и за все это время внутренний голос ни разу не посоветовал ему плохого. Следуя его подсказкам, он уклонялся от ударов и наносил ответные, а то и бил первым. Среди его знакомых, друзей и учеников был широко известен случай, когда Ник-Ник без видимой причины передумал лететь на соревнования самолетом и, обменяв билет, двое суток трясся в плацкартном вагоне по железной дороге. Самолет тогда разбился и сгорел, из тех, кто был на борту, не выжил никто, и с тех пор, если Безродный говорил: «Мне кажется», — все относились к его осторожным прогнозам как к констатации свершившегося факта.
Когда с утра пораньше он отправился на Петровку, 38, чтобы убедить тамошнее высокое начальство выделить личную охрану для Марата Дугоева, ему казалось, что ничего путного из этого не выйдет. Интуиция не подвела его и на этот раз, тем более что в данном конкретном случае она нисколько не противоречила простому здравому смыслу: МВД — не частное охранное предприятие, а чемпион России по боям без правил — да хоть бы и по фигурному катанию, какая разница?! — не президент и не спикер Думы, чтобы его охраняли люди в погонах.
Спору нет, полковник, который с ним беседовал, был вежлив и даже доброжелателен. Он обожал боевые единоборства, ценил огромный личный вклад Николая Николаевича в развитие этого вида спорта и не сомневался, что, отправив в глухой аут стопятидесятикилограммового чемпиона мира из штата Техас в далеком Нью-Йорке, Черный Барс Дугоев не только стяжает чемпионский пояс, славу и немалые деньги, но и поспособствует повышению международного престижа России. Полковник был целиком и полностью согласен с тем, что осуществить эти амбициозные планы сможет только живой претендент на чемпионский титул и что будущего чемпиона надлежит беречь как зеницу ока. Если бы это было в его власти, он сам, лично, пошел бы к Дугоеву в телохранители. Но надобно же понять и его, полковника имярек: он не Господь Бог и не в состоянии накормить пятью хлебами всех, кто нуждается в пище! Да, личный состав ГУ МВД по Москве и Московской области насчитывает больше чем пять полицейских, но его катастрофически не хватает. Охранять частное лицо за казенный счет никто не позволит, платных услуг МВД официально не оказывает — еще чего не хватало, — а на оказание таковых неофициально нынче смотрят весьма и весьма косо. И потом, неужели уважаемый Николай Николаевич действительно полагает, что сколько-то там сонных, не прошедших курс специального обучения сержантов сумеют остановить того, кто всерьез вознамерился расстрелять без пяти минут чемпиона мира? Я вас умоляю! Нынче каждый божий месяц убивают куда более крупных и влиятельных людей, и никакая охрана их не спасает…
— В Москве навалом ЧОПов, — продолжал полковник, — и среди них попадаются по-настоящему хорошие. Этот город буквально кишит ветеранами спецслужб и особых подразделений, которые будут несказанно рады тряхнуть стариной и заодно поправить свое материальное положение. Чуть что, бежать в полицию — это нормальная реакция законопослушного обывателя на возникшую угрозу. Но мы-то с вами умные, видавшие виды люди и понимаем, что в этом мире просто только кошки родятся…
Проглотив готовые сорваться с губ горькие слова, Николай Николаевич несолоно хлебавши покинул известное всей России здание на Петровке. Ничего нового он тут не услышал; честно говоря, он на это и не рассчитывал, визит сюда был просто частью обязательной программы. Теперь, если принятые им к обеспечению безопасности Дугоева меры покажутся кому-то чересчур крутыми, он может сослаться на этот визит и задать резонный контрвопрос: а что, скажите на милость, мне оставалось делать?
Когда в низком полутемном зальце пользующегося сомнительной репутацией кафе Ник-Ник вдруг заметил смутно знакомое лицо, его интуиция среагировала на изменение обстановки раньше, чем память выдала на-гора нужный файл. «Да вот же он!» — даже не шепнул, а прямо-таки возопил внутренний голос, и, приглядевшись, Безродный понял: да, это вот он самый и есть — тот, кто нужен ему позарез.
