— Он сейчас тренирует Дугоева. Наткнулся на меня в кафе, где я встречался с вашим связным, узнал и сразу предложил эту работу. Решил, по всей видимости, что я уволился и делаю все возможное, чтобы пропить талант. Я же был сразу после литейки — так сказать, в образе, бомж бомжем.
— Сильно же он дорожит своим подопечным, раз нанимает ему в телохранители алкаша, — заметил генерал.
— Ну, он-то знает, что талант не пропьешь, — заступился за тренера Глеб. — В нашем деле бывших не бывает, профессионал остается профессионалом при любых обстоятельствах. Зато пьющий профессионал, особенно сильно пьющий, намного сговорчивее, да и обходится дешевле: залил ему глаза, и он на все согласен.
— Глупость какая-то, — проворчал генерал Потапчук. — Впрочем, это твое свободное время, и ты волен убивать его по собственному усмотрению. Главное, чтобы, когда понадобишься, был как штык, по первому звонку.
— Постараюсь, — сказал Глеб. — Просто бой за чемпионский пояс состоится в Нью-Йорке, — торопливо добавил он, заметив изумленный взгляд генерала, — а на возвращение оттуда даже по первому звонку может понадобиться какое-то время.
— Ишь ты, — хмыкнул Федор Филиппович, — наш пострел везде поспел! Не мытьем, так катаньем, да? Не сидится дома хлопчику малому… Нью-Йорк ему подавай!
Сиверов улыбнулся, сворачивая на малоезжую грунтовку, что, едва виднеясь в высокой жухлой траве, тянулась вдоль деревенской околицы. Слева от дороги, обнесенные низким штакетником, виднелись сады. Ветви старых корявых яблонь склонялись к земле под грузом спелых плодов, среди зелени темнели замшелые срубы бань и сараев, в зарослях крапивы чернели покосившиеся будки нужников. Дорогу перебежала рослая рыжая дворняга; запрокинув голову, она с усилием тащила в зубах тяжелый трехлитровый чугунок, явно похищенный с чужого подворья. За ней, оставляя в пыли извилистый след, волочился пристегнутый к широкому обтрепанному ошейнику обрывок ржавой цепи. Сиверов фыркнул, заметив на конце цепи кусок синей ленты, которой та, несомненно, некогда была привязана к вбитому в стену будки гвоздю. «Тотальный контроль, — вспомнил он, глядя на это яркое проявление истинно русского менталитета. — Ну-ну!»
Он остановил машину около крайнего подворья. Дальше дороги не было, колеи просто терялись в траве, бесследно растворяясь в первозданном российском бездорожье. Выпрыгнув из кабины, с удовольствием разминая ноги, Глеб подошел к забору и, приподняв, одну за другой развел в стороны створки ворот заднего, хозяйственного въезда во двор. Загнав машину в сад, он снова вышел, чтобы повторить операцию со створками в обратном порядке.
Пока его агент воевал с вросшими в дерн, сколоченными из подгнившего штакетника воротами, Федор Филиппович тоже выбрался из машины и прогулялся в сторону дома. В воздухе пахло перестоявшей травой и доспевающей антоновкой, в присыпанной опавшей листвой жухлой тимофеевке желтели круглые бока яблок. Генерал подобрал одно, обтер о полу пиджака и понюхал, а потом, не устояв перед соблазном, надкусил. Антоновка, как ей и полагается в эту пору года, оказалась кислой и чересчур твердой для его зубов. Федор Филиппович вздохнул и не без сожаления выбросил яблоко обратно в траву.
Дом был старый, но еще крепкий. Он стоял на высоком кирпичном фундаменте, глядя на нового жильца радужными от старости, но промытыми дочиста оконными стеклами. У вросшего в землю сарая громоздилась похожая на юрту кочевника круглая поленница березовых дров, запущенный палисадник сплошь зарос побегами сирени, которая местами поднялась в два человеческих роста, скрыв фасад от нескромных взглядов прохожих.
— Цена крови, — сказал подошедший сзади Сиверов. — Вашей крови, товарищ генерал. Значит, смотрите. Удобства в доме. Канализация, правда, местная, но она есть, и это большой плюс, который станет еще больше, когда начнутся холода. Печка не дымит, я проверял, и тепло держит вполне прилично. Баня — вон она, за сараем. Лес — там, в нем, по слухам, грибов — хоть косой коси. Речка в двух шагах, и рыбы в ней, если верить местным, предостаточно. Магазин в центре деревни, это, как выйдете из ворот, налево… Да, собственно, не заблудитесь, направо-то — чистое поле… Это, конечно, не Нью-Йорк, зато тут не в пример спокойнее, чем на Бродвее. С соседями как-нибудь договоритесь, люди они неплохие, хотя и сильно пьющие… Легенду свою помните? Вы — военный пенсионер, решили на старости лет податься поближе к природе…
— Дауншифтер, — блеснул познаниями в модном жаргоне генерал. — Да, Глеб Петрович, загнал ты меня, куда Макар телят не гонял! Считай, заживо похоронил. Нарочно, что ли? Избавиться от меня решил?
— Зато здесь вас ни одна собака не найдет, — с озабоченностью, которая не была наигранной, сказал Слепой. — Соседям, конечно, будет любопытно, что вы за птица, но настучать на вас они гарантированно не смогут — просто не сообразят, кому стучать. В самом крайнем случае заглянет участковый, проверит документы. Они у вас в полном порядке, так что…
— Да будет уже, — нетерпеливо прервал его Федор Филиппович. — Я не умственно отсталый, чтоб разжевывать для меня элементарные вещи. Давай показывай, что за хоромы ты для меня приготовил. Да, и напомни-ка, будь добр, как зовут этого твоего тренера?
— Безродный, — вынув из кармана и протягивая ему связку ключей, сказал Глеб. — Николай Николаевич. Неужто не помните?
— Нет, — подумав, решительно объявил генерал Потапчук, — не помню. Ну ладно, надо будет — вспомню.
Обронив эту загадочную фразу, он поднялся на крыльцо и принялся со стариковской медлительностью подбирать ключи к дверным замкам. Это удалось с третьей попытки. Тяжелая дверь тихонько скрипнула, впустив его в пахнущий сухими травами и мышами сумрак сеней. Глеб Сиверов озадаченно почесал в затылке, пожал плечами и решительно последовал за генералом в его временное убежище.
Глава 6
В раздевалке бубнили голоса. Помещение было большое, рассчитанное на одновременное пребывание солидного количества посетителей спортивно-развлекательного центра; ряды жестяных шкафчиков превращали его в настоящий лабиринт, в котором звук гулял, как ему заблагорассудится, так что, стоя у дверей, было трудно понять, откуда доносятся голоса, чьи они и о чем идет разговор.
Впрочем, о том, кто говорит, догадаться было нетрудно. У Ник-Ника не хватало средств на приобретение или хотя бы аренду отдельного, должным образом оборудованного для тренировок будущего чемпиона мира спортивного зала. Но выкупить зал на время занятий с Дугоевым он мог себе позволить, и тот тренировался так, как надлежит чемпиону: без посторонних глаз и очередей к тренажерам и спортивным снарядам, в компании тщательно отобранных спарринг-партнеров. Всего их было трое, и каждый был особенно хорош в чем-то одном: кто-то славился фирменным неотразимым хуком слева, кто-то был отобран за особую подвижность и манеру нападать на соперника чуть ли не со всех сторон одновременно, как бы заключая его в центр бешено вращающейся и непрерывно сыплющей ударами сферы, а последний, третий, по фамилии Белов, во-первых, отлично держал удар, во-вторых, сам бил, как из пушки, а в-третьих, по комплекции и весу приближался к действующему чемпиону мира, техасцу по прозвищу Бешеный Бык, который, как было доподлинно известно Безродному, тянул на полных полтора центнера.
