— Давай, — сказал он, — бери его за плечи. Загрузим, вывезем отсюда на хрен, а потом нормально вмажем, как равноправные партнеры.
Окрыленный внезапно открывшейся перспективой партнерства, о которой час назад не мог даже мечтать, Тормоз с готовностью перевернул труп на спину и подхватил под мышки. Палыч взялся под коленями, скомандовал: «Раз-два — взяли!» — и вдвоем они легко оторвали тощего Багра от пола. Тело провисло, голова упала на грудь, и это было хорошо: хоть Тормоз и знал, что поступил правильно (потому что так сказал Палыч, который не ошибается), глядеть на оскаленную, посиневшую от удушья рожу с высунутым языком и выпученными глазами все равно было жутко.
Пятясь, Тормоз двигался к машине, пока не уперся задом в край открытого багажника. Продолжая придерживать труп под мышки, он забрался внутрь, потянул на себя и с помощью Палыча втащил покойника в просторный багажник минивэна. Увы, последний оказался недостаточно просторным для того, чтобы просто бросить тело на пол, и Тормозу пришлось повозиться, пристраивая труп так, чтобы уже начавшие коченеть и терять гибкость конечности не свешивались наружу и не торчали кверху, маяча в окнах.
Покончив с этим ответственным делом, он начал выпрямляться и замер, почти упершись лбом в длинный и тонкий, как комариный хоботок, увенчанный громоздкой мушкой ствол спортивного мелкокалиберного пистолета системы Марголина. Драматической сцены с репликами типа «Прости, партнер, ничего личного» не последовало. Палыч просто спустил курок, и коренастый Тормоз молча завалился на бок, накрыв собой застывший в неестественной позе труп Багра.
Палыч старательно обтер пистолет полой куртки, удаляя отпечатки пальцев, равнодушно бросил его в багажник и, вынув из кармана пакет, в котором привез провизию из магазина, натянул его на простреленную голову Тормоза, чтобы не пачкать кровью войлочный коврик. Затем, прогулявшись в дальний угол, вернулся оттуда с большим куском грязного, испещренного темными масляными пятнами, прожженного во многих местах брезента. Накрывая трупы, он продумывал маршрут предстоящего бегства. Он ни о чем не жалел: что сделано, того не вернешь, тем более что действовал он не из прихоти, а по необходимости. Заказчику в этот раз требовалось настоящее, без дураков, убийство; ему до зарезу нужен был труп — неважно, чей именно, — чтобы поднять вокруг него как можно больше шума. Поэтому, когда стало ясно, что охранник Дугоева не собирается ни убивать Валдая, ни умирать сам, Палыч честно отработал полученные авансом деньги, добив своего помощника метким выстрелом из-за угла контейнерной площадки.
Дальнейшее тоже было необходимо. Валдай имел судимость — всего лишь условную, но все же имел, — и опознать его по картотеке не составляло никакого труда. Проживал он по месту постоянной регистрации, место его работы ни для кого не являлось секретом, а значит, появления тут, на станции техобслуживания, группы захвата следовало ожидать в ближайшие часы. Сопляки, с которыми Палыча угораздило связаться, ни черта по-настоящему не умели, даже прятаться, вот он и решил спрятать их сам. У него еще оставались какие-то сомнения в правильности принятого решения, но тут Багор не ко времени начал проявлять проницательность, и события покатились вперед сами собой — спору нет, при непосредственном участии Палыча, но вовсе не по его инициативе.
Действуя быстро, но без суеты, он забросил в багажник «тойоты» парочку мятых автомобильных дверей, при необходимости служивших источником дармового металла, а затем включил электромотор кран-балки, подвел тали под тяжеленный сварочный аппарат и, приподняв на нужную высоту, загрузил его туда же, в багажник. Теперь ментам, если у них появится желание детально ознакомиться с содержимым багажника, придется изрядно попотеть. Потеть, да еще под дождем, они не любят, так что до ближайшего болота Палыч, надо думать, доберется без проблем. А потом — ищи-свищи! Уж что-что, а бегать от мусоров по огромной стране он научился еще на заре лихих девяностых…
Внезапно раздавшийся стук в железные ворота заставил его вздрогнуть и замереть в позе спринтера, готовящегося с места сделать стремительный рывок в финальном забеге. Усилием воли Палыч взял себя в руки: ну стучат, и что с того? На дворе белый день, на воротах гаража метровыми буквами написано: «СТО», а машины в России бьются и ломаются с таким завидным постоянством, что ни жестянщикам, ни механикам еще очень долго не придется жаловаться на отсутствие работы. Это наверняка явился очередной клиент, и в этом нет ничего странного. Наоборот, удивительно, как это до сих пор сюда не вперлась ни одна сволочь, которой неохота пачкать руки, меняя ремень генератора или, скажем, топливный фильтр…
Палыч покосился туда, где под грудой мятого железа и слоем грязного брезента лежал заряженный пистолет, но решил, что толку от оружия не будет: клиента он спровадит и так, а от ОМОНа — тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! — с «марголиным» не отобьешься. Осторожно, почти без стука, закрыв багажник, он на цыпочках подкрался к воротам и посмотрел в щелку.
Снаружи, нахохлившись, как воробей, и засунув руки в карманы пятнистой от дождя спортивной курточки, стоял невысокий худощавый человек весьма знакомой наружности. С длинного козырька бейсбольной шапочки, как со стрехи, капала дождевая вода, белые кроссовки нетерпеливо переступали в собравшейся перед воротами луже, линялые джинсы промокли почти до колена — словом, заказчик был легок на помине и явно горел желанием войти.
Палыч задумчиво покусал губу. В данный момент он предпочел бы старому знакомому любого, даже самого вздорного клиента; этому типу было решительно нечего делать здесь и сейчас, но он был тут, и с этим следовало что-то решать. А поскольку запасной выход в гараже отсутствовал, выбора, можно сказать, не осталось: надо было открывать. Если заказчик явился один, это неопасно, а если не один… Если он не один, отсидеться все равно не получится: они могут ждать, а Палыч не может, они могут взломать дверь, а Палыч, будь оно все проклято, не в состоянии им помешать.
— Ты, Лис? — спросил он осторожно.
— А что, через эту щелочку я на себя непохож? — послышалось в ответ. — Открывай, дело есть.
Палыч отодвинул засов, открыл дверь, и Лис, почти не наклонив головы в низком проеме, шагнул через порог. Они знали друг друга сто лет — с тех самых лихих девяностых, которые так любил вспоминать Палыч, — и кличка Лис закрепилась за гостем еще тогда, потому что он был хитер, коварен, быстр и опасен, как самый настоящий матерый лис. С тех пор утекло много воды, Лис, как и Палыч, остепенился, но старый конь борозды не портит, а рыбак рыбака видит издалека: жизнь снова свела их вместе, и дела их, как встарь, не подлежали огласке.
— Что это тебя припекло? — недовольно проворчал Палыч, жестом предлагая гостю присесть за накрытый стол. — Какие еще дела, мы же договаривались: ты сюда ни ногой! Спалиться решил, а заодно и меня спалить?
Лис снял бейсболку, чтобы стряхнуть с нее воду, и стало видно, что выглядит он не ахти — хмурый, бледный, осунувшийся и какой-то потерянный. Таким Палыч видел его впервые, и от увиденного где-то под ложечкой возникло неприятное, сосущее чувство неотвратимо надвигающейся угрозы.
