— Ферштейн помаленьку, — хмыкнул Петр Кузьмич, вслед за хозяином направляясь к облюбованной им скамейке.
— Ну, — усевшись и положив ногу на ногу, произнес Вышегородцев тоном, которым обычно начинают застольную беседу, — изволь объясниться. Что это еще за криминальная мелодрама?
— Драма, — поправил Стрельцов. Произведя мысленный подсчет, он вынул из кармана пальто пачку сигарет, открыл, понюхал, закрыл и спрятал обратно в карман. — Мелодрама — это когда любовь до гроба и все рыдают, обливаясь слезами и соплями. А у нас драма — накал страстей и никаких выделений из носа, разве что в случае насморка.
— И в чем соль сюжета?
Петр Кузьмич полез в другой карман пальто, вынул оттуда сложенную вчетверо и для сохранности обернутую целлофаном газету, распаковал ее и протянул Вышегородцеву.
— Выражаясь на твоем любимом диалекте, вуаля.
Андрей Викторович брезгливо отстранился, не сделав попытки взять газету в руки.
— Что ты мне суешь всякую гадость? Если там очередная утка про меня, я даже знать ничего не хочу. Было много, будет еще больше — нашел чем удивить, из-за чего волноваться!
— Не припомню, чтобы я волновался сам и беспокоил тебя из-за мелочей, — сухо произнес Стрельцов. — Если я что-то забыл, напомни.
— Ну-ну, уже и обиделся. Смотрите, какая цаца! Что это с тобой сегодня? Ну извини. Если там что-то важное, будь добр, изложи своими словами. Все равно я этот пипифакс в руки не возьму. У меня зарок, он же обет… Кстати, где ты ее подобрал?
— В сортире, у нас на первом этаже, — не сдержав ухмылку, сказал Петр Кузьмич.
— Ну, я же говорю: пипифакс! Надо было использовать по прямому назначению и выбросить, там есть такая специальная корзина… А ты — в карман! Да еще и мне суешь.
— Все? — выждав несколько секунд, терпеливо спросил Петр Кузьмич. — Фонтан остроумия иссяк?
— Извини, — повторил Вышегородцев. — Просто погодка — загляденье! Не располагает, понимаешь, к чтению бульварной прессы и прочим мазохистским экзерсисам. Так что там у тебя за информационная бомба?
Поколебавшись, Петр Кузьмич все-таки закурил. Охрана была на местах, посторонних лиц в пределах видимости не наблюдалось, но глодавшее его на протяжении двух последних недель беспокойство не ослабевало. Сделав несколько жадных затяжек, он заговорил:
— Опубликованный здесь опус, который я хотел предложить твоему вниманию, содержит описание событий, имевших место быть около двух с половиной недель назад, естественно, здесь, в Москве, в одном из спальных районов. После нескольких покушений на жизнь, здоровье и личное имущество небезызвестного тебе черного барашка, взращенного и окрепшего среди зелени высокогорных лугов Северного Кавказа…
— А можно попроще и без экскурсов в древнюю историю? — перебил его Вышегородцев. От его отличного настроения почему-то не осталось и следа, голос стал отрывистым, а взгляд внимательным и острым.
Убедившись, что привел приятеля в приличествующее случаю состояние настороженной сосредоточенности, Стрельцов продолжил:
— Короче говоря, известный тебе старый хрыч нанял для своего бойцового петуха личного телохранителя. Тот оказался парнем ловким и во время очередного покушения запросто, как два пальца обсморкать, нафаршировал киллера свинцом.
— Наповал? — заинтересовался рассказом Вышегородцев.
— Ты даже этого не знаешь, — с упреком сказал Петр Кузьмич.
— А это не моя, это твоя обязанность — знать такие вещи, — напомнил Андрей Викторович. — Я не обязан вникать в тонкости работы водопроводчика или, скажем, электрика. Ты прости, пожалуйста, за такую параллель и, ради бога, не обижайся. Тут, как говорится, Платон мне друг, но истина дороже. А истина в том, что я как руководитель заинтересован, чтобы вода исправно текла из кранов и ниоткуда больше, при нажатии на выключатель загорался свет, а не проводка и чтобы по офису не шлялись посторонние громилы в масках, отстреливая сотрудников, насилуя секретарш и присваивая ценные документы и оргтехнику с целью личной наживы. За первое отвечает водопроводчик, за второе электрик, за третье — ты. А за четвертое, пятое и так далее — другие специалисты, в совершенстве владеющие соответствующими профессиями. Мое дело — координировать процесс, а не гайки крутить и не киллеров выслеживать… — Он перевел дух и другим, почти просительным тоном поинтересовался: — Не обиделся?
— Ни боже мой, — непринужденно солгал Стрельцов. — Но вынужден заметить — тоже не в обиду, а исключительно в интересах истины: только что изложенная тобой позиция хороша и удобна ровно до тех пор, пока тебя как следует не припекло. А припечет тебя, — добавил он, чтобы окончательно сравнять счет, — в ближайшее время. Полагаю, прямо сейчас — если, конечно, ты изволишь выслушать меня до конца.
— Уже боюсь, — сказал Вышегородцев. Шутки не получилось: тон и выражение лица у него были отнюдь не юмористические.
— Правильно делаешь. Хотя, вполне возможно, у меня действительно начинается психоз и все эти страхи мне просто мерещатся.
— Хорошо бы, — заметил Андрей Викторович.
— Да, хорошо бы… Так вот, что до киллера, то с ним все в порядке. Упомянутый телохранитель — этого, кстати, в заметке нет, но я себя тоже не на помойке нашел, — как выяснилось, не только метко стреляет, но и недурно соображает. Другой на его месте просто понаделал бы в парне дырок и был бы до смерти рад, что вообще в него попал, а этот решил взять киллера живьем — сам понимаешь, с какой целью. Он нанес ему два ранения, одно в запястье, другое в лодыжку, лишив возможности как вести огонь, так и покинуть место неудачного покушения. Если бы этим все и кончилось, сейчас кое-кто рыдал бы в жилетку следователю в допросной камере следственного изолятора. Но один из приятелей киллера оказался человеком предусмотрительным и, когда увидел, в какую сторону дует ветер, из-за угла всадил бедняге пулю в висок.
— И что?
— И все. Казалось бы, все. Но в последнее время мне почему-то начало мерещиться, что эта история может иметь продолжение.
Вышегородцев испустил тяжелый мученический вздох и поплотнее запахнул на груди пальто.
— Глупая затея, — сказал он. — Вся от начала до конца какая-то дурацкая. Как доставать занозу топором.
— Целиком и полностью с тобой согласен, — в свою очередь вздохнул Стрельцов. — Каюсь, я узнал о ней слишком поздно, когда уже ничего нельзя было отменить. Ну что с них возьмешь — спортсмены! Поотбивали друг другу все мозги, а мускулатурой думать затруднительно…
— Так что тебя все-таки беспокоит? — с оттенком нетерпения спросил Андрей Викторович.
— Вот эта фотография, — щелкнул ногтем по газетной странице Петр Кузьмич. — Это, как ты можешь догадаться, сотрудники органов охраны правопорядка грузят в «воронок» меткого стрелка — телохранителя господина Дугоева. По подозрению, сам понимаешь, в умышленном убийстве прохожего, который совершенно случайно имел при себе автомат системы Калашникова и из чистого озорства направил его на подозреваемого…
