— Человек, особенно пьющий, — животное непредсказуемое, — сказал Николай Николаевич. — Никогда не угадаешь, на что он способен пойти ради денег. А Федор — бывший офицер ФСБ и свои проблемы привык решать именно таким способом — при помощи оружия и более или менее тонких интриг.
— И зачем ему это? Он даже зарплату получить не успел.
— И зарплату, и долю от выигрыша на тотализаторе, которую я ему обещал, если он тебя найдет. Да, сынок, заставил ты меня поволноваться! В такой ситуации пообещаешь что угодно и кому угодно… А что он пропал, не получив денег, так это для него не оправдание. Может, испугался чего-то, а может, с подельниками своими что-нибудь не поделил, вот они его и пристукнули — как знать? Не хочу на него грешить, тем более если он помер, да уж как-то больно ловко все одно к одному складывается…
— Тотализатор… — Хмыкнув, Марат повалился в кресло и забросил ногу на ногу. — И много ты рассчитываешь получить?
— Мы, — поправил Безродный. — Мы, сынок! Неужто ты думаешь, что я бы от тебя такие деньги утаил? А деньги немалые. Точно сказать не могу, люди продолжают делать ставки, но уже сейчас ясно: если ты проиграешь Фарреллу в четвертом раунде, счет будет идти на миллионы.
— Долларов?
— Рубли в Америке не ходят. Конечно, долларов!
— А если я выиграю?
— Опять ты за свое… Если выиграешь, получишь чемпионский пояс. Ну, и парочку пуль в придачу. Как ты, не знаю, а меня точно со свету сживут — ого, за такие-то бабки! Ты этого хочешь?
— Нет, — подумав секунду, решительно произнес Марат. — Чемпионом быть хочу, умирать — ну совсем не хочу, слушай! Никогда не думал, что соглашусь на такое, до сих пор удивляюсь: как ты меня уговорил?
— Да не особенно-то я тебя и уговаривал, — заметил Безродный. — Просто ты стал немножечко взрослее, начал кое-что понимать и трезвее смотреть на некоторые вещи — в том числе, сынок, и на свои шансы побить Фаррелла в честном бою. Ты сейчас не в форме, так что нам с тобой просто ничего другого не остается, как пойти на эту сделку. Потерпи годик, а потом выходи на ринг и делай с ним что хочешь.
— Сладко поешь, уважаемый, — заставив тренера настороженно вскинуть голову, сказал Марат. — Можно подумать, через год тотализатор отменят. Все равно, чтобы обеспечить себе верный выигрыш, вы с твоим Фимой снова договоритесь: кто кого, в каком раунде, на какой минуте…
— Умнеешь, сынок, — сказал Ник-Ник. — Начинаешь понимать, что плетью обуха не перешибешь, а своя рубашка ближе к телу. Бизнес есть бизнес, а если захочешь по-настоящему набить ему морду, сделаешь это с глазу на глаз, без публики, входных билетов и ставок. И душу отведешь, и никого не подставишь. Я же не мешал тебе закончить твои дела с Пашей Молнией и Валерой Бесом! Теперь кто угодно может в чем угодно сомневаться и болтать, что в голову взбредет, но ты знаешь, что побил их честно, и они это знают. Знают, что ты лучше, и запомнят это на всю жизнь. И оправдания этого: мол, Черный Барс Дугоев свое чемпионство купил, как кило морковки на базаре, — у них больше нет. Да, купил, потому что таковы правила этого бизнеса. Но купил по праву, и скажите спасибо, что дал вам немножко денег за то, что мог свободно взять даром… Ты прав, в будущем году это повторится, и ты станешь не просто чемпионом мира, а очень богатым чемпионом. Купишь нормальную квартиру, а может, не станешь мелочиться и хватанешь сразу особняк в каком-нибудь Лос-Анджелесе. Будешь у бассейна загорать и в супермаркете с Брюсом Уиллисом за руку здороваться: добрый день, сосед, хау ар ю? Заходи вечерком на шашлык — пальчики оближешь, барбекю свое никогда больше в рот не возьмешь! Отобьешь у Брэда Пита Анджелину Джоли…
— Не надо Анджелину, слушай! — запротестовал Марат. — Старая, худая, а детей у нее сколько, ты знаешь? Я не знаю, знаю только, что много. Она сама, наверное, давно со счета сбилась. Зачем она мне с такой оравой?
— Не хочешь — не надо, — смеясь, развел руками Безродный. — Гляди-ка, уже и носом начал вертеть, Анджелина Джоли ему не по вкусу… Ладно, другую подыщем, там этого добра навалом, только выбирай! Все у тебя теперь будет, вот увидишь! Главное, что ты понял главное. А остальное приложится, дай только срок!
Марат снова рассеянно покивал головой. Все было правильно, но смотреть Ник-Нику прямо в лицо по-прежнему не получалось — взгляд, как намыленный, все время норовил скользнуть куда-то в сторону. Видимо, к этому просто следовало привыкнуть — постепенно, как люди привыкают ко всему на свете, от волос у себя под мышками и до горького осознания того простого факта, что Деда Мороза не существует, что твой папа — не самый сильный и умный, мама — не самая красивая и добрая на свете, да и сам ты — отнюдь не венец мироздания, а такой же человек, как все простые смертные. Привыкнуть к мысли, что ты ничем не лучше окружающих, а в чем-то, может быть, и хуже, нелегко, но это полезная информация: по крайней мере, теперь Марат Дугоев не будет выглядеть в их глазах дураком, каким выглядел — да, пожалуй, и был на самом деле — всего пару недель назад…
— Пить хочется, — сказал он и завертел головой по сторонам. — Слушай, у тебя тут была целая упаковка минералки, позавчера вот этими глазами видел… Куда дел, а?
— В спортзал отвез, — проверяя содержимое очередной сумки перед тем, как ее закрыть, откликнулся Ник-Ник. — Чего ей тут болтаться? Надоело об нее спотыкаться, да и интерьера она, согласись, не украшает…
В молчании, наступившем после этой реплики, ему почудилось что-то странное. Подняв голову, Николай Николаевич увидел, что Марат сидит, держа перед собой на вытянутом пальце разорванную упаковку. Полупрозрачный, как затвердевший туман или сигаретный дым, полиэтилен хранил округлые выпуклости, оставленные боками шести бутылок, на которые недавно был туго натянут.
— Обманывать нехорошо, — сообщил Марат. — Слушай, сколько же надо выпить вина, чтобы заработать такой сушняк?
— Подрастешь — узнаешь, — буркнул Безродный. — Мусорное ведро на кухне, под мойкой. Заодно и напьешься, там в холодильнике сок.
Дугоев легко, одним движением поднял из кресла свое послушное, тренированное тело и, демонстративно помахивая упаковкой, удалился в направлении кухни. «Словно был старик сегодня пьян…» — насмешливо запел он в прихожей. Николай Николаевич наморщил лоб, припоминая, откуда это, и вспомнил: да, была такая песня. «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант…» Тренер удивленно хмыкнул, застегивая сумку: он и не подозревал, что его подопечный знаком с творчеством группы «Воскресенье».
Вообще, приходилось констатировать, что он многого не знает о Марате. В последнее время Барсик, как шутливо называли его партнеры по тренировкам, все чаще удивлял Ник-Ника, демонстрируя качества и стороны характера, о которых тот раньше даже не догадывался. Парень и впрямь взрослел буквально на глазах, и это добавляло тренеру хлопот: будучи пущенным на самотек, этот процесс обещал стать источником новых и весьма неприятных осложнений.
«Минералку ему подавай, — косясь на сумку, в которой лежала боксерская груша, подумал Ник-Ник. — Ишь ты, глазастый!»
