* * *
Когда машина, медленно съехав с дороги, клюнула носом, Глеб поставил рычаг коробки передач в нейтральное положение, открыл дверцу и на ходу легко выпрыгнул из кабины. Высокая, тронутая увяданием и ни разу на протяжении долгого жаркого лета не кошенная трава громко шуршала, хлеща по округлому пластиковому бамперу и соскребая с днища присохшую грязь. Мощный японский внедорожник, мягко мурлыча работающим на холостых оборотах двигателем и постепенно набирая скорость, катился вниз по склону. С треском подмяв под себя ивовый куст, он шумно врезался в темную, как деготь, быструю воду. Взметнулись и опали тяжелые мутноватые волны, вода зашипела, соприкоснувшись с раскаленным металлом, над ее волнующейся поверхностью поплыл пахнущий горячим железом пар. Вдоль бортов забурлил вырывающийся наружу воздух; через предусмотрительно оставленные открытыми окна вода беспрепятственно ворвалась в салон, и процесс погружения пошел быстрее. Он замедлился, когда над пенящейся, плюющейся сердитыми гейзерами водой осталась только округлая, отдаленно похожая на брюшко гигантского насекомого черная корма. Глеб слегка забеспокоился, прикидывая, не прострелить ли заднее стекло, чтобы дать выход воздуху, превратившему машину в поплавок, но тут замок багажника не выдержал давления, крышка откинулась, послышался звук, напоминающий предсмертный выдох, и внедорожник стремительно ушел под воду. На месте его погружения вздулся и опал последний бурлящий гейзер, и река унесла вниз по течению расплывающиеся, тающие, отсвечивающие радужными переливами нефтяной пленки круги.
Глеб огляделся. Вокруг не было ни души, излучина реки и заполонившие луговину заросли ивняка надежно скрывали это место от посторонних взглядов. Жухлая трава медленно распрямлялась, скрывая проложенные скатившимся по береговому склону автомобилем колеи, река торопливо лизала песок, смывая отпечатавшиеся на нем следы протекторов. Ее илистая, густо настоянная на коре затонувших деревьев вода надежно скрывала то, что лежало в глубине, течение унесло бензиновую пленку и вымытый из салона мелкий сор.
Недолгий октябрьский день уже перевалил за середину и начал клониться к вечеру. В прозрачном воздухе явственно чувствовалось дыхание приближающихся холодов, и вид струящейся в нескольких метрах от носков ботинок речной воды, даже если не знать, что лежит в глубине у самого берега, не вызывал ни малейшего желания скинуть одежду и окунуться. Глеб закурил, сунул слегка озябшие ладони в карманы куртки и, повернувшись к реке спиной, стал подниматься по склону.
Выбравшись на дорогу, он оседлал минуту назад выгруженный из машины, кое-как отчищенный от пыли и многолетних напластований куриного помета древний мопед, с третьей попытки завел капризный слабосильный движок и, тарахтя на всю округу, запрыгал по кочкам в сторону деревни.
Когда, вернув соседу позаимствованное у него транспортное средство, Глеб вошел в сени и окунулся в ровное сухое тепло недавно натопленного дома, Ирина и Федор Филиппович пили чай в большой комнате. Стол был накрыт свежей белой скатертью с жесткими складками, оставленными на сгибах утюгом. Посреди него красовался, сверкая потускневшими боками, электрический самовар, с которым соседствовали блюдца и вазочки с привезенными из города гостинцами — не всеми, разумеется, а только теми, которые выглядели уместно в сочетании с чаем. Прочие дожидались своего часа в гудящем и тарахтящем на весь дом архаичном холодильнике: Федор Филиппович был человек строгих правил и не донимал чужих жен настойчивыми предложениями выпить водки на брудершафт — ну, по крайней мере, не с порога и не тогда, когда в любой момент мог вернуться муж.
В данный момент его превосходительство откровенно валял дурака, пытаясь рассмешить гостью — держа блюдечко на широко растопыренных пальцах и вытянув дудочкой губы, шумно, по-деревенски прихлебывал чай, отдуваясь при этом и крякая, как старорежимный ямщик после долгой поездки по трескучему морозу. Ирина вежливо улыбалась: она еще не совсем отошла от шока, испытанного при встрече с человеком, которого давно похоронила. Поймав на себе брошенный ею исподтишка взгляд, Сиверов мысленно поежился: пожалуй, подготовить жену к сюрпризу следовало чуточку тщательнее.
Он снял и повесил на гвоздь куртку, не забыв оправить полы так, чтобы рукоятка лежащего во внутреннем кармане пистолета не мозолила присутствующим глаза.
— Нет, — сказала у него за спиной Ирина, — увольте, Федор Филиппович. Какой там стаканчик! Еще один глоток — и я просто лопну. Спасибо за угощение. А можно, я немного погуляю по саду?
Генерал деликатно кашлянул, отдавая должное ее тактичности, и встал, с шумом отодвинув табурет.
— Все, что пожелаете. Разрешите вас сопроводить?
— Не разрешаю, — ответила Ирина. — Лучше поговорите со своим конспиратором, он ведь сюда явно не воздухом подышать приехал.
Федор Филиппович снова кашлянул, на этот раз с явной неловкостью. Глеб посторонился, чтобы его превосходительство без помех помог Ирине надеть куртку. Ирина бросила на него сердитый взгляд, а потом все-таки улыбнулась, хотя и довольно бледно, покачала головой — ну что с вас возьмешь — и вышла. Сиверов тяжело, покаянно вздохнул, поскреб ногтями макушку и двинулся к умывальнику: после поездки на мопеде руки не блистали чистотой и издавали сильный запах бензина.
Когда он подсел к столу, его уже поджидал курящийся горячим паром стакан крепкого чая в массивном литом подстаканнике.
— Что с машиной? — спросил Потапчук, подвигая к нему сахарницу с рафинадом.
Вместо ответа Глеб двумя пальцами взял кусочек сахара, показал его генералу и аккуратно опустил в стакан.
— Буль-буль, — сказал он.
— Ладно, — кивнул Федор Филиппович, — что я, в самом деле! Контролировать специалиста твоего уровня в подобных мелочах — пустая трата времени. Докладывай по существу.
Глеб кивнул, торопливо отхлебнул чаю и стал докладывать по существу. Поскольку его превосходительство не любил ярких красок, живописных подробностей и прочей литературщины, доклад получился сухим и коротким — вот именно строго по существу.
— Короче говоря, — подытожил Сиверов, — мне удалось убедить господина Вышегородцева, что его компаньон не заслуживает доверия. А я, наоборот, заслуживаю — потому что ни на что, кроме аккуратной оплаты услуг, не претендую. Он проникся и, недолго думая, оттяпал себе правую руку. Причем, как мне показалось, не без удовольствия.
— Удалось убедить, — повторил Федор Филиппович и недоверчиво хмыкнул. — Могу себе представить!
Он действительно недурно представлял себе, как это могло выглядеть. Вечер, пустой офис, а может быть, городская квартира или загородный дом — неважно: место действия, интерьер, равно как и количество торчащих вдоль охраняемого периметра вооруженных секьюрити, тут значения не имеют. Чувствующий себя в полной безопасности преуспевающий бизнесмен, уставший после трудового дня или, наоборот, бодрый в предвкушении веселой ночки, входит в темное помещение и щелкает выключателем. Свет почему-то не загорается, а вместо него в темноте вдруг начинает негромко звучать незнакомый мужской голос — чуть хрипловатый, спокойный, уверенный в себе и в том, что говорит. Бежать бесполезно — пуля летит быстрее, — да и незваный гость, чтоб ему провалиться, рассказывает занимательные, любопытные вещи, во многом вторя тайным мыслям и опасениям собеседника. Его утверждения, которые при иных обстоятельствах показались бы клеветой или обычным бредом, сейчас, в темноте, будят в душе слушателя живой отклик, и тот уже готов поверить ночному гостю. Потому что, согласитесь, умный человек не полезет ночью в чужой, надежно охраняемый дом только затем, чтобы нести ересь, а дураку сюда нипочем не забраться…
