Опрокинутые бутылки раскатились во все стороны с громким звоном и дребезгом. Храпевший на брошенном в угол драном матрасе Чапай перестал храпеть и с трудом разлепил заплывшие, мутные с похмелья глаза.
— Подъем, Вася, — сказал ему Тахир. — Сейчас серьезные люди подъедут. Надо бы тебе ненадолго потеряться, а то, гляди, зашибут ненароком. Как отвалят, приходи.
Чапай молча и безропотно принялся натягивать растоптанные, лопнувшие по швам кроссовки, выражая свое неудовольствие по поводу преждевременной побудки лишь сопением и шмыганьем носом. Бомжи — народ покладистый, особенно в том, что касается внезапных предложений освободить территорию и поискать другое место для ночлега, поступающих от законных хозяев облюбованного ими уголка.
Через две минуты, опрокинув стаканчик бормотухи — для согрева, для бодрости и, опять же, на посошок, — Чапай благополучно отбыл. Проводив его, Тахир слил в мутноватый стакан все, что еще оставалось в бутылке, выпил, крякнул, занюхал рукавом и взялся за дело.
Стрельцов велел подготовить микроавтобус к дальней поездке, причем подготовить не как попало, а по классу «А». Зачем, почему — этого он не объяснил, а Тахир не спрашивал: раз Кузьмич сказал, значит, так надо.
Подняв капот, он подсоединил аккумулятор, хорошенько закрепил клеммы, без необходимости проверил уровень масла в поддоне картера, а также наличие прочих технологических жидкостей, давление в шинах и работу внешних осветительных приборов. Все было в полном порядке; татарин прекрасно об этом знал, но проверку все равно произвел с максимальным вниманием и придирчивостью — в конце концов, ему за это платили, и платили неплохо. Двигатель работал, как швейцарские часы, лежащие в бардачке документы никуда не пропали и пребывали в полном порядке, даже техосмотр, и тот был пройден своевременно. Заглушив мотор, Тахир потратил еще пару минут на то, чтобы обеспечить дополнительные опции, предусмотренные упомянутой Стрельцовым подготовкой по классу «А», после чего вскипятил воду в стареньком замызганном электрочайнике, заварил чай и стал ждать.
Около четырех часов за воротами послышался звук подъехавшей машины. Не дожидаясь гудков клаксона или стука в железную дверь, татарин поднял пластинчатые ворота свободного бокса, и в гараж, поблескивая невыключенными фарами, осторожно вполз угловатый черный внедорожник с заключенной в окружность хромированной трехлучевой звездой на радиаторе. Двигатель заглох, фары погасли; Тахир закрыл ворота, и из «мерседеса», разминая затекшие конечности, полезли люди, которых там, как выяснилось, было, как горошин в стручке, — целых шесть человек. Это была возглавляемая Черемисом команда, принимавшая непосредственное участие в жутковатом ритуале похорон живого человека, о чем татарин, естественно, даже не подозревал.
— Принимай аппарат, — похлопав «мерседес» по горячему капоту, сказал Тахиру водитель. — Махнем не глядя!
Татарин молча указал ему на «фольксваген».
— Грузитесь, — скомандовал Черемис — единственный из присутствующих, с кем Тахир несколько раз встречался, — и, с начальственным видом оглядевшись по сторонам, добавил, обращаясь к Тахиру: — Что у тебя тут за бордель? Бутылки какие-то, матрас на полу… Ночлежку для бомжей устроил? Гляди, татарин!..
У Тахира было что возразить. Его главным и единственным начальником являлся Стрельцов; Черемис был ему никто — просто знакомый Кузьмича, которого надлежало проводить по классу «А» и ценные указания которого были для татарина пустым звуком. Но Тахир промолчал — не потому, что опасался возможных неприятностей, а просто потому, что находился еще не в том градусе опьянения, когда язык переставал его слушаться и начинал плести околесицу.
Напоследок окинув Тахира уничтожающим взглядом, Черемис вслед за своими людьми погрузился в микроавтобус. Боковая дверь с тонированным стеклом захлопнулась, скрыв эту довольно неприятную компанию от глаз татарина. Он открыл ворота, дизельный движок «фольксвагена» заворчал, поплевывая сизым дымком из выхлопной трубы, и ночные гости укатили.
Проводив взглядом удаляющиеся рубиновые точки габаритных огней, Тахир закурил. Закрывать ворота он не торопился: гараж не мешало проветрить, да и вообще… «Вообще» в лице Чапая не заставило себя долго ждать: едва бормотание с аппетитом поглощающего солярку турбодизеля смолкло в отдалении, Василий Иванович появился на освещенном уличным фонарем пространстве у ворот, из чего следовало, что все это время он отирался где-то неподалеку — надо полагать, за углом гаража.
Закрыв ворота, приятели вернулись в угол, служивший им жилой зоной, и, поскольку их мирный сон все равно был нарушен, вскрыли новую бутылку бормотухи. Опрокинув стакан, татарин немного повеселел, оттаял и, потихонечку обретая разговорчивость, ни с того ни с сего поведал Чапаю, как работает химический взрыватель замедленного действия. Как всегда, когда он выпивал лишнего, его татарский акцент заметно усилился, а речь стала бессвязной, так что извлечь из его объяснений хоть сколько-нибудь полезную информацию бомж не сумел бы, даже если бы от этого зависела его жизнь.
— И-с-с-стеклянный трубка, понял? — пьяно растягивая слова, втолковывал жующему беззубым ртом черствую горбушку Чапаю разговорившийся Тахир. — И-с-с-стекло — хрусть, кислота потек, потек… Перегородка разъел, это с этим соединялся, огонь загорался, понял, нет? Огонь горел, пороховой трубка трогал, порох горел, детонатор работал, пластилиновый взрывчатка — ба-бах!!! Ты понял, не понял, и-с-с-скажи?
— Понял, — утвердительно кивал косматой нечесаной головой краснорожий Чапай. — Чего тут не понять: бабах — и ваших нет…
— Совсем ничего не понимаешь, — вздохнул Тахир. — Пьяный потому что. Лучше пой.
Перегнувшись через топчан, он снял с гвоздя висевшую в изголовье гитару и протянул ее Чапаю. Довольный уходом от мало интересующей его темы бомж принял обшарпанный, но пребывающий в полной исправности инструмент и на пробу взял аккорд, прислушиваясь к звучанию.
Между тем процесс, горячо, но бестолково описанный Тахиром, шел полным ходом. Упомянутая татарином стеклянная трубка разбилась в тот самый миг, когда микроавтобус с командой Черемиса тронулся с места. Пока приятели закрывали ворота, рассаживались около заменяющего стол деревянного ящика, вскрывали бутылку и пили вино, кислота медленно, но неотвратимо разъедала перегородку, отделяющую друг от друга активные химические реагенты. Воспламенение порохового заряда произошло примерно в тот момент, когда Чапай, откашлявшись, сделал короткий проигрыш и сипловато затянул из Розенбаума:
— В Афганистане, в «черном тюльпане», с водкой в стакане мы…
Где-то в отдалении гулко, как в бочку, громыхнуло, пластинчатые железные ворота отозвались на удар воздушной волны коротким жестяным дребезгом, под топчаном жалобно звякнули бутылки.
— Чего это? — прервав песню, насторожился Чапай.
— Класс «А», — как всегда, непонятно ответил Тахир. — Тебя не касается, меня не касается… Пой, Вася!
Еще раз озадаченно покосившись в сторону закрытых ворот, бомж пробежался грязными когтистыми пальцами по струнам и запел:
