— Шла бы ты в дом, дочка, — ласково обратился к Ирине Федор Филиппович, который, хоть и с большим, на ее взгляд, опозданием, тоже почуял неладное. — Хватит тебе здесь возиться, обедать пора.
Приезжий быстро оглянулся на машину.
— Водицей не угостите, хозяева? — спросил он, кладя ладонь на верхний край калитки с явным намерением толкнуть ее и войти во двор.
Дверца джипа открылась, и из нее, не сводя глаз с Федора Филипповича, выбрался водитель — коренастый загорелый крепыш лет тридцати, одетый в точности так же, как и его приятель.
— Нету водицы, — придерживая левой рукой калитку, сделал откровенно лживое заявление генерал. — Мы водочкой обходимся, а вам водочки нельзя — вы за рулем, вам еще Выступы искать.
— Да мы уже, по ходу, все, что надо, нашли, — на глазах утрачивая остатки показной доброжелательности, сообщил приезжий и характерным движением потянулся к левому лацкану.
Водитель в это время обходил капот «мерседеса», по-прежнему не сводя глаз с генерала и что-то негромко говоря в микрофон портативной рации. Рацию он держал в левой руке; правая, опущенная, была не видна, скрытая моторным отсеком внедорожника, но у Ирины отчего-то сложилось вполне определенное впечатление, что в ней что-то есть.
— Зря вы это, ребятки, — сказал своему собеседнику Федор Филиппович. — Эта ваша затея может очень плохо кончиться. Ирина, живо в дом!
— Стоять! — окончательно отбросив притворство, резко выкрикнул приезжий, выхватывая из-под камуфляжного бушлата пистолет, показавшийся Ирине громадным, как Царь-пушка. — Грабли в гору, козел! Все, отбега…
Не вынимая правой руки из кармана, Федор Филиппович дважды нажал на спуск. От телогрейки полетели дымящиеся клочья, запахло паленой тряпкой, и человек в камуфляже тяжело опрокинулся навзничь, с гнилым треском обломив штакетину, за которую перед этим держался. Водитель «мерседеса» с испуганным матерным возгласом отшвырнул рацию и, подтверждая догадку Ирины, вскинул короткоствольный автомат, который держал в опущенной руке.
— В дом!!! — не своим голосом рявкнул Потапчук, резким толчком в плечо сбил Ирину с ног и несколько раз подряд выстрелил в водителя, заставив того поспешно нырнуть в укрытие.
Упав на землю, водитель открыл ответный огонь из-под днища машины. От бревенчатой стены дома полетели щепки, перебитые пополам штакетины закачались на ржавых гвоздях, скрещиваясь и норовя сложиться в неприличную надпись. Новая очередь ударила в клумбу, расшвыряв землю и осыпав все вокруг желтыми и белыми лепестками срезанных пулями хризантем. Ирина не видела, как пошли насмарку ее труды. Она была уже за углом дома, рефлекторно выполняя отданный не терпящим пререканий тоном приказ и понимая, что толку из этого не выйдет никакого: отбиться от целой банды, прибытия которой следовало ожидать с минуты на минуту, мог бы разве что Глеб, а он был далеко. Случилось то, что рано или поздно должно было случиться: Глеб допустил ошибку, и противник ударил его в самое уязвимое место, которое он сейчас был просто не в состоянии защитить.
* * *
С самого детства, сколько себя помнил, Петр Кузьмич Стрельцов знал, что, когда вырастет, станет военным. Иначе и быть не могло; талант не талант, а ярко выраженная склонность к этому ремеслу у него имелась, и азы военной премудрости он усваивал, не прилагая к этому никаких специальных усилий, автоматически, как все без исключения живые организмы на планете усваивают кислород. Известный эпизод из черно-белого кинофильма «Чапаев» — тот самый, в котором на примере нескольких варенных в мундире картофелин и перевернутого чугунка объясняется, где должен находиться во время атаки грамотный военачальник, — был им правильно понят и принят к сведению после первого же просмотра, состоявшегося, когда Петьке Стрельцову не исполнилось и шести лет. С тех самых пор всегда, когда позволяли обстоятельства, он следовал мудрому совету, занимая позицию в тылу своих войск, где-нибудь на возвышенности — так сказать, на донышке чугунка. Трусость тут была ни при чем: когда в этом возникала нужда, Петр Кузьмич лично вел людей в атаку — «впереди, на лихом коне», в стиле незабвенного усатого комдива.
Но сейчас размахивать шашкой у него не было ни необходимости, ни сил. Поэтому он предпочел остаться на пригорке, с которого как на ладони была видна деревня Бережки — замшелая, забытая Богом и людьми дырка на карте Российской Федерации, представляющая собой единственную короткую улицу, протянувшуюся вдоль речки с дурацким названием, которое Петр Кузьмич забыл, едва узнав. Он смотрел на деревню в бинокль, расположившись на переднем сиденье джипа и вслушиваясь в шипение и треск статических помех, доносящиеся из динамика лежащей под ветровым стеклом портативной рации. Гриша Банщиков нервно прохаживался снаружи, дымя сигаретой и поглядывая то вниз, на деревню, то на своего шефа, состояние которого по-прежнему вызывало у него беспокойство.
Впрочем, причин для беспокойства хватало и без раздробленного локтя Петра Кузьмича. Пару минут назад посланная в разведку группа из двух человек доложила, что в крайнем доме обнаружен считавшийся убитым генерал Потапчук. Собственно, доклада как такового не получилось. Рация прохрипела: «Здесь Потапчук!», — после чего из динамика послышались звуки стрельбы, немедленно продублированные докатившимся со стороны деревни эхом. Там, в деревне, несколько раз выстрелили из пистолета, потом гулко застучал автомат; пистолет выстрелил еще трижды, после чего наступила тишина. Стрелять перестали, но и группа, посланная в разведку, больше не отвечала на вызовы.
— Он там, — сказал тогда Петр Кузьмич Грише Банщикову, выглянув в открытое окно.
— Генерал? — переспросил тот.
— Генерал — это само собой. Я говорю про этого ублюдка в темных очках.
— Откуда вы знаете? — удивился начальник оперативного отдела.
— Логика, Гриша! Простая человеческая логика подсказывает, что пожилой кабинетный генерал заведомо неспособен так быстро реагировать и так метко стрелять, чтобы, имея в своем распоряжении всего-навсего пистолет, в два счета уделать двоих обученных, хорошо вооруженных бойцов. Для этого нужен профессионал — тот самый, который явился сюда на машине Безродного. Здесь, я полагаю, он и останется, второй раз живым я его уже не выпущу. — Здоровой рукой он поднес к губам рацию и отчетливо произнес в микрофон: — Внимание, всем группам! Работаем, мальчики. Пленных не брать.
Приказ был отдан минуту назад. Темные купы облетевших садов и почерневшие, испятнанные изумрудными заплатками мха крыши скрывали от Петра Кузьмича единственную улицу деревни, но он точно знал, что там происходит. Стоявшие на исходной позиции за дальней околицей джипы тронулись с места, почти сразу разделившись на две группы по две машины в каждой. Все маневры выполнялись четко, с истинно военной слаженностью; впечатление беспощадной милитаризованной мощи усиливалось тем, что все автомобили были одного цвета и одной марки — классические, проверенные временем и российскими дорогами, угловатые, как коробки из-под обуви, черные полноприводные «мерседесы» с тонированными стеклами и идущими подряд номерами одной серии. Петр Кузьмич намеренно не поскупился, приобретая транспорт для «Скорпиона»; обошлось это куда как недешево, зато вид этих машин неизменно производил на окружающих неизгладимое впечатление. Со стороны это напоминало танковую дивизию вермахта на марше. Клиентов это зрелище убеждало в солидности и надежности фирмы, предлагающей им свои услуги, противников повергало в трепет, а заодно укрепляло боевой дух ребят, которым было приятно сознавать себя членами мощной, превосходно оснащенной организации, руководство которой не привыкло экономить на таких важных вещах, как транспорт, вооружение и жалованье бойцов.
