– Супругом будете вы? – Герцог благосклонно кивнул. – Но к чему такие сложности? Переворот вы уже практически свершили.
Юлиар снисходительно щелкнул меня по носу.
– Моя дорогая, к чему показывать дурной пример подданным? Перевороты крайне заразны. Стоит один раз показать народу, что власть монарха не абсолютна, и найдется не один глупец, возжелавший это проверить. Кому-то может даже повезти. К чему мне так рисковать? Быть героем куда приятнее.
– Вы могли жениться на настоящей принцессе.
– Не мог, – отрицательно качнул головой герцог и, крепко ухватив меня за руку, повел куда-то. – Жениться пусть даже и на дальней родственнице претит моим убеждениям. Порой это не лучшим образом сказывается на наследственности. К тому же знамением Мамари пренебрегать не принято. Поверьте, моя дорогая, корона вам прекрасно подойдет.
– Но кто гарантирует, что я выберу именно вас?
Моя шпилька нисколько не смутила герцога:
– За вас это сделает регентский совет. Вероятно, вы не интересовались принципами престолонаследия Тарской империи. В случае, подобном нашему, когда от всей династии остается лишь одна ее представительница, для восшествия на престол она должна выйти замуж за одного из старших лордов родного государства. Брак с иностранцами или кандидатами, чей род не может похвастаться благородными предками, не будет позволен.
– Но что мешает вовсе отказаться от престола?
– Отказывайтесь, – разрешил герцог. – Но совет позволит вам этот опрометчивый поступок лишь после заключения официального брака с одобренным кандидатом, а далее – воля вашего супруга. Полагаю, ваших знаний достаточно для понимания роли императрицы в управлении страной?
– Богадельни открывать? – хмуро припомнила я.
– Именно. Поэтому на роль мужа и выбирается представитель старшего дворянства. Считается, что лишь он сможет действовать в интересах страны наилучшим образом.
– Но с чего вы решили, что на эту роль подойдете лишь вы? Или все остальные старшие лорды встретили свой конец там, наверху?
– Отчего же? Я не стремлюсь к лишним жертвам, к тому же среди моих старых друзей.
– То-то граф сейчас лежит где-то в подземелье, – не смогла удержаться от напоминания я. Хотела уязвить собеседника, а испортила настроение самой себе. Внутри все сжалось от осознания, что больше я не увижу серых глаз, взирающих на меня с выражением обреченного смирения.
– Приходится кем-то жертвовать, но Дайрин, к моему большому сожалению, не отказался бы от вас. Порой схожесть вкусов так вредит… Кэлана же больше заботила судьба его княжества. И я не смог отказать давнему другу в желании обрести независимость, пусть это и стоило ему всех притязаний на престол. Иностранные кандидатуры к рассмотрению не принимаются.
– И нет ничего, что может бросить на вас тень…
Последнее слово потонуло в оглушительном грохоте. Вжав голову в плечи, я наблюдала, как трескается потолок и ширится усмешка на лице герцога. На какое-то мгновение он даже закатил глаза, словно от небывалого наслаждения, а потом с удовлетворением прошептал:
– Все.
Я больше прочла по губам, чем услышала: разобрать хоть какой-то звук в обрушившемся на нас грохоте было нереально. Но по тому, как резко расслабились плечи герцога, как из его фигуры ушло всякое напряжение, я могла с уверенностью заключить: дела Тарской империи действительно плохи. Не осталось никого, кто может пролить свет на истинное положение вещей. Никого, кроме меня, если кто-то пожелает слушать «неразумное создание», коими считают принцесс «умудренные опытом» мужи.
– Их больше нет?
– Как и всего западного крыла, – поморщился Юлиар и вдруг сосредоточился. Тревога проступила на лице герцога. Тревога с оттенком ужаса и непрошеного понимания катастрофичности произошедшего.
Захотелось сплюнуть от того, с каким лицемерием Шарнес обращался с человеческими чувствами. Увы, это не мешало мне в чем-то восхищаться его искусством. Если бы еще это было посмертно… Я даже готова носить траур по этому человеку, чтобы никогда больше не встречать его на своем пути.
Герцог внезапно обернулся, останавливаясь, и я влетела в его объятия. Рывок, и меня взяли на руки. Внутри все сжалось.
– Наш выход, – прошептали мне на ушко. – Будь умницей, Майя. Считай это заказом. Последним и самым дорогим.
Я глубоко вздохнула, зажмурилась, а когда вновь распахнула глаза, в них стояли слезы.
– Хорошая девочка, – удовлетворенно отметил герцог.
Повезло, что ему возможность читать мысли по наследству не передалась. Иначе он знал бы, что оплакивала я себя. Не будущее, а настоящее, время которого подходило к концу. Но что мне терять? Райда? Едва ли он будет горевать долго. Мы были всего лишь напарниками, пусть и начинали путь давным-давно. Матушку? Едва ли она помнит обо мне. Лиди и девочек? О проходящих знакомствах не принято долго горевать, а я не питала иллюзий на их счет. Если, конечно, их не было сегодня во дворце. Если же были… Думать еще и об их смерти на алтаре герцогских амбиций было невыносимо. Сайсери? Мое решение пойдет на пользу виконту. Он наконец-то получит свободу и сможет найти кого-то лучше, чем простая воровка. Да и не до того ему будет. Кто бы ни сел на трон, граф Силандж для всех останется козлом отпущения. Тем, кто замыслил и практически осуществил переворот.
Язык ощутимо кольнуло. Мое время было на исходе, но выплевывать начавшую истончаться капсулу я уже не собиралась. Меня устраивал любой исход.
Герцог в последний раз взглянул на меня и распахнул дверь. На меня обрушился крик. Сдавленный, истеричный, радостный… Ему вторили рыдания. То стихающие, то рвущие пространство с новой силой. И запах… Я ненавидела его. Им пахла улица в худшие свои времена: времена разборок, магических дуэлей и обычных кабацких драк. Кровь и отходы, которые никто не собирался убирать. И не нужно было ни о чем думать: от открывшегося зрелища слезы сами наворачивались на глаза.
– Милорд? – Кто-то окликнул герцога, узнав его в толпе.
На губах Юлиара мелькнула удовлетворенная улыбка. Незнакомец бросился к нам, застыл, словно завороженный, а после – упал на колени, взвыв то ли от облегчения, то ли от хорошего зелья:
– Ваше высочество! Вы целы! Боги сжалились над нами. Династия не прервалась!
Он кричал и, сотрясая руками воздух, с остервенением бил грязный пол. И ни у кого не было шанса не услышать этот вой, не почувствовать силу эмпата. Люди затихали под гнетом чужих эмоций, отвлекались от собственных бед и начинали верить в чудо, истово радуясь чужому спасению. И с каждой секундой обработки в их сердцах крепла вера в лучшее будущее, которое обязательно настанет.
– Герцог спас ее высочество! Герцог спас династию! Герцог…
Мы утонули в восторженном гуле одурманенных людей. А они все прибывали. Перешагивали через мертвых, не замечали покалеченных. Шли, ведомые чужой силой, наполнившей оставшийся без защиты дворец.
