Должна защитить его.
— Оставь его в покое! — крикнула она. И прыгнула на спину вампиру, целясь ему в шею, чтобы схватить его за глотку. Задушить его.
Но оказалось слишком поздно. Вампир зашипел на нее и выдернул меч, с которого капала кровь Конлана.
— Ты сейчас же оставишь его в покое! — повторила она, ничего не сознавая от ярости. Ее уроки самозащиты сразу вспомнились, ее пальцы хватали, впивались, следуя тактике, которую она едва помнила.
Целься в глаза. Райли. Не имеет значения, насколько они больше, ты всегда можешь достать до их глаз.
Она впилась пальцами туда, едва вытерпев ощущения того, как ее ногти зарываются в хлюпающую субстанцию. Вампир закричал в агонии и извернулся, отпихивая ее руки от себя.
Сбрасывая ее на землю.
Он повернулся, прижимая руки к своим текущим глазам, а Райли попыталась отползти назад, чтобы убежать. Потом вампир заревел от боли, слюна текла из его треснувших и изогнутых клыков, и обратил свое внимание на Конлана, который лежал так неподвижно рядом с ней. Вампир отвел назад свою ногу в ботинке, явно намереваясь ударить Конлана по голове.
Райли вдохнула в себя поток воздуха и закричала, что есть мочи. Она бросилась перед вампиром, чтобы каким-то образом не дать его ноге разбить череп Конлана.
И град, ураган из медных клинков прорезали воздух над ней и вонзились в грудь и горло вампира. Его ноги ослабли, и он зашатался.
Арка голубого огня или электрический поток, или что-то нечеловеческое, нет, вовсе нечеловеческое, даже вампиры не могли иметь такие голубые огненные шары, которые, какого дьявола, появились из рук одного из людей Конлана и испепелили голову вампира.
Испепелили.
Стерли с лица земли.
Райли упала назад, на неподвижно лежащего Конлана, и начала смеяться.
А потом не смогла остановиться.
Она всё смеялась и смеялась, не заметив, как смех перешел в рыдания, когда, наконец, посмотрела вверх и увидела мужчин, стоящих вокруг и смотрящих на неё, с направленными кинжалами. Ее голова гудела, болела, казалось, словно ее раскололо влияние…чего же именно?
Тот, кто стоял немного в стороне от остальных, наклонил голову и пронзил ее взглядом своих ледяных зеленых глаз. Он был прекрасен, как они все, но его глаза были пусты. Мертвы. В своей работе, она видела больше эмоций в глазах у закоренелых преступников-рецидивистов, чем у этого мужчины.
— Конлан ранен легко. Клинок покрыт ядом, и его доза была бы смертельной для человека, — заявил он, властно глядя на нее. — Несколько сложнее будет очистить клинок от его крови.
Она стала слегка икать, задержала дыхание, а потом посмотрела на него с вызовом.
— Ты похож на серийного убийцу, приятель. Будь кем угодно, если только ты, в самом деле, можешь помочь Конлану. Но тебе придется иметь дело со мной, чтобы добраться до него.
Другие шестеро вздохнули одновременно, нет их было семеро, она едва не пропустила того, кто лежал на земле, из его головы текла кровь, когда он приподнялся, чтобы посмотреть на нее.
— Она старается защитить его, а мы с этим не справились, — выдавил он из себя, вытирая кровь с глаз рукой. — А мы клялись служить ему.
Еще один из них, кто выглядел ужасно похожим на Конлана, кивнул с мрачным лицом, а потом расхохотался.
— Она явно ограничила твои пределы, Храмовая Крыса.
Смеющийся парень встал на одно колено перед ней, его улыбка снова исчезла, а угрюмость вернулась, и наклонил голову.
— Твоя смелость незнакома нам в людях, леди. Ты сама назначила себя защитницей моего брата. Но ты обязана позволить нашему целителю помочь ему.
Она обхватила свою голову, пытаясь не дать ей расколоться, в шоке замолчав, когда она осознала источник этой ужасной боли. Это был он. Тот, кто стал перед ней на колени.
Ну, не совсем так. Она посмотрела на них всех, и ее удивление потонуло в страхе. Это были они все. Их эмоции. Их ярость и боль.
Райли протянула руку к огромному мужчине, который утверждал, что он — брат Конлана, нежно коснулась его руки, а потом резко отдернула ее.
— Боль, — прошептала она. — Страх за твоего брата. Ярость и месть — а кто такой Терминус?
Когда глаза мужчины расширились, передавая ее собственный шок, она посмотрела на остальную часть группы. Цвета, слишком много оттенков, боль, сотрясение, барабаны их ярости гремели в ее разуме.
Гремели в ее сердце.
Гремели в ее душе.
Слишком много. Слишком много. Слишком-слишком-слишком…
Она улыбнулась своей лучшей улыбкой, наиболее профессиональной улыбкой, говорящей — «Здравствуйте, я — ваш новый социальный работник» и хлопнула в ладоши.
— С меня достаточно, благодарю, — прошептала она.
Потом она закрыла глаза, и во второй раз за эту ночь, — во второй раз за всю свою жизнь, — потеряла сознание.
Но она услышала его, — брата Конлана, — пока летела в темный колодец тишины, в темноту. Она различила шок в его голосе.
— Она меня прочитала, Аларик. Мои эмоции. И она, вероятно, изучала меня ментально. Она читала нас всех.
Варрава поднял голову и зашипел. Дракос посмотрел на него, оторвавшись от карт на столе в личных покоях Варравы.
— Милорд? Что такое?
— Это Терминус, — рявкнул Варрава, сбивая лампу со стола на пол. — Он мертв.
— Но…
— Окончательно мертв. Его связь со мной прервалась. Я почувствовал насилие и ярость, как любой мастер вампиров чувствует всех из своей линии крови, — это был грубый намек. Дракос не принадлежал к линии крови Варравы, и поэтому Варрава всегда несколько сомневался насчет него.
— Что-то, что-то новое, Дракос. Мы встретились с чем-то новым, чем бы оно ни оказалось, — кем бы оно ни было, — у него есть силы манипулировать элементами.
Дракос повернул голову, чтобы посмотреть на стальную дверь склепа, вмурованную в стену:
— Это Анубиза? Ты все еще уверен, что она ищет способ вернуть Рагнарок?
Смертный приговор Богам. Возможно. Она — дочь-жена Хаоса. Что еще она могла бы искать? Она питается не кровью, а страхом и отчаянием.
Как и я сделал бы, если бы мог, многие, многие годы.
Дракос прервал размышления своего мастера.
— Не пора ли посмотреть свитки?
Глядя на своего самого лучшего генерала, Варрава минуту размышлял. Он верен мне? Могу ли я ему доверять? И важно ли это? Если он поможет мне найти ответы, которые мне нужны, он может достаточно просто погибнуть в результате несчастного случая.
Варрава подошел склепу:
— Я полагаю, что, вероятно, так оно и есть.
