Хорья фабрика
Из мешка
На пол рассыпались вещи.
И я думаю,
Что мир —
Только усмешка,
Что теплится
На устах повешенного.
Велимир Хлебников. 1908
Пролог
Это была бескрайняя пустыня, способная поразить своими масштабами любое воображение. Сквозь красную потрескавшуюся почву с трудом пробивались жалкие пучки растительности, а подняв взгляд выше, можно было видеть возвышающиеся тут и там каменные утесы нелепой прямоугольной формы. Цвет их, так же, как и цвет земли, был близок к красному, а их рваные очертания напоминали о ничтожности всего сущего перед вечностью и непогодой.
Довершали картину медленно плывущие, ощипанные со всех сторон ветром облака, подсвеченные солнцем такого же красного оттенка. И они, и вся эта пустыня, и время в ней были тягучи и густы, как кисель, поэтому все предметы расплывались, разъезжались и мгновенно трансформировались по-новому.
По пустыне неспешно брела девушка с длинными прямыми волосами цвета пшеницы, к которым стороннему наблюдателю непременно захотелось бы прикоснуться рукой, чтобы ощутить их чарующую мягкость. Одета она была в белое платье с короткой юбкой-тюльпаном, отделанное кружевами, нарядное, но заметно поношенное, а ее не в меру массивные теплые ботинки, которые совершенно не вязались с платьем, пылили по красной земле. Этой девушке не было жарко, ее не мучила жажда, она просто неторопливо, и, по всей видимости, бесцельно шла вперед сквозь сонное марево, превращающее все в дымку.
Ее путь пролегал вдоль полотна железной дороги, которое служило девушке единственным ориентиром. Слой красной пыли, покрывающий темные полосы рельс, свидетельствовал о том, что поезда здесь ходят нечасто.
Но внезапно издалека донесся стук колес, и, спустя какое-то время, окутанный густым облаком, показался черный паровоз, тянущий за собой состав вагонеток. Завидев идущую девушку, машинист начал сбрасывать скорость – девушка поняла это по изменившемуся звуку за своей спиной, а когда паровоз, наконец, поравнялся с ней, она оторвала глаза от земли и посмотрела в кабину. Машинист, управлявший этим составом, практически с ним сливался, поскольку был одет во все черное, а на голове его красовалась шляпа-цилиндр такого же цвета. Но самым странным оказалось то, что рукава сюртука машиниста состояли из текучего вещества и струились двумя неиссякающими густыми реками куда-то вниз, ему под ноги.
Пока девушка находилась в поле зрения машиниста, тот смотрел на нее выжидающим взглядом, но она совершенно не изменила, ни выражения лица, ни темпа походки, и вскоре поезд обогнал ее, скрывшись в густом воздухе пустыни.
Девушка продолжила свое путешествие в гордом одиночестве, но спустя пару часов (а может, пару минуту – сложно сказать) ее нагнал другой человек. Это был мужчина в годах, обладающий солидной внешностью, по большей части, благодаря своей полноте. Однако такое строение тела имело и негативные стороны: мужчина тяжело и с присвистом дышал, было видно, что он утомлен долгой дорогой, ведь этот путь ему пришлось преодолеть довольно быстрым шагом. Его тугой живот был обтянут сюртуком, сшитым умелыми руками из дорогого бархата, на голове также был надет цилиндр, а в руке мужчина сжимал круглые золотые часы, к которым из его кармана тянулась длинная цепочка.
Утирая свободной рукой пот, мужчина взмолился:
− Стойте! Остановитесь, пожалуйста…
Девушка повиновалась и с недоумением уставилась на толстяка.
Тот поначалу просто молчал, выталкивая нездоровый свист из своих легких, а, когда, наконец, отдышался, серьезно произнес, глядя в ее зеленые глаза:
− Я бежал за вами. Возвращайтесь.
− За мной? – устало спросила девушка. – Но куда именно вы хотите меня вернуть?
− Домой.
− Не уверена, что вы имеете в виду мой дом. Здесь все перевернуто с ног на голову, а понятия так же растяжимы, как эта пустыня.
В подтверждение своим словам девушка попыталась поднять с земли камень, который оказался вязким, словно тесто, и сильно вытянулся, но так и не пожелал отлипнуть от почвы.
Мужчина продолжал уговоры:
− Мы так и подумали, что ваш рассудок повредился. Вспомните отца, вспомните окно в его доме, возле которого вас венчали…
− Пф, − фыркнула девушка и зашагала прочь.
Глава 1
Местоположение: 1
Дата: вторник, 22 января 2013 г.
Первое, что увидел Дмитрий Совин, открыв утром глаза – снегопад за окном. Ошеломляюще красивые крупные хлопья снега, словно пепел после войны, ложились на город Долгореченск, принося с собой мертвую тишину.
Дима сделал попытку приподняться на постели, но, едва он оторвался от подушки, его голову пронзила боль. Комната покачнулась, а затем погрузилась во тьму, и, чтобы удержать внутри содержимое желудка, мужчине пришлось лечь обратно.
В комнате было очень тихо, не было слышно даже дыхания Алевтины, которая спала на другой половине кровати, укутанная пышным одеялом, словно летним безмятежным облаком.
Некоторое время Дмитрий так и лежал на спине с открытыми глазами, пугаясь непривычного ощущения вакуума, вызванного практически полным беззвучием. Тишину нарушали только бухающие удары в голове Совина, кажущиеся ему армией какой-то неведомой величественной империи, которая шествовала стройным маршем завоевывать далекие дикие замели.
Внезапно раздавшийся телефонный звонок безжалостно разорвал пополам ватное тело тишины. Резкий звук заставил Дмитрия вздрогнуть, что разбудило в его голове новую волну боли. Он не без труда протянул руку к своему мобильному, лежащему на тумбочке.
− Совин, частный детектив, слушаю, − просипел он в трубку.
От звонка проснулась Алевтина, не спеша встала с постели, и прошлепала босыми ногами в ванную. Уже на ходу она вспомнила свою вчерашнюю обиду на Диму за то, что он вчера слишком рьяно загулял со своими друзьями детства, и пришел домой только под утро. Из-за того, что ее мужчина не ночевал дома, Алевтина всю ночь не могла спокойно спать, она, то и дело, просыпалась, бросала взгляд на его часть кровати, затем на часы, после чего хваталась за телефон, чтобы в очередной раз выяснить, скоро ли Дмитрий вернется. Тот пьяным голосом убеждал ее в том, что скоро, и не забывал добавлять, как сильно ее любит, чтобы смягчить предстоящую расплату за содеянное. Алевтина ложилась обратно и с грустью размышляла: «Без него не спишь, потому что плохо, и с ним не спишь, потому что хорошо. Видимо, я высплюсь только на том свете».
